Богоматерь лесов

Шагая через бурелом, Том покрепче закрутил крышки на бутылках с водой. Извилистая тропа огибала поваленные ветром деревья. Вдоль нее, точно жертвоприношения незримым богам ночи, лежали распятия, четки и статуэтки, в основном купленные у Кая. Повсюду горели свечи. На алтаре изо мха, украшенном пластмассовыми цветами, была разложена целая галерея миниатюрных репродукций в рамках. Том присел на камень, чтобы рассмотреть их повнимательнее. К каждой был прикреплен ярлычок с названием: Сандро Боттичелли, «Мадонна с младенцем и ангелом»; Ханс Мемлинг, «Богородица с младенцем»; Андреа Мантенья, «Мадонна с младенцем»; Жорж де Латур, «Поклонение волхвов», где младенец Иисус смахивал на труп. На другой стороне тропы красовалась еще одна галерея: Пьетро Перуджино, «Снятие с креста»; Дирк Баутс, «Оплакивание Христа»; Джованни Беллини, «Оплакивание» — эта картина отличалась чрезвычайно натуралистическим изображением ран Христа — и наконец Караваджо, у которого Иисус походил на накачанного стероидами культуриста. Том поскреб в затылке, разглядывая картину Беллини: раны Иисуса и бирюзовый оттенок его лица показались ему любопытными.

Тропа круто повернула на север, тьма сгустилась. Навстречу Тому попадалось все меньше и меньше паломников. Он шел вперед размеренным шагом, находя странное удовольствие в исключительности ситуации: он в одиночку идет по ночному лесу, чтобы принести две бутылки святой воды. Он чувствовал себя солдатом. У него была цель. Печаль и горечь прошлого переполняли его душу до краев. Он попробовал вспомнить что-нибудь утешительное или взглянуть на вещи под другим углом, но попытки были тщетны. Миновав заросли гаультерии и орегонского винограда, он вновь увидел зажженные вдоль тропы свечи и группу паломников, которая сделала привал. Один из них поприветствовал его, сообщив:

— До святой воды уже недалеко, вы прошли три четверти пути, подъемов больше не будет.

Том поблагодарил за ценную информацию, но не стал вступать в беседу. Вскоре он встретил еще несколько человек с карманными фонариками.

— Теперь совсем рядом, — сказал кто-то.

— Чудо из чудес! — откликнулся другой.

В сыром лесу на месте видений горел костер.

Паломники с лопатами, тяпками и кирками расчищали источник. Рядом на алтаре из папоротника мерцали свечи и лежали груды записок и фотографии в рамках. К дереву была прислонена статуя Девы Марии Фатимской в венке изо мха. Отблески пламени придавали ей сходство с мрачным от недосыпа почетным гостем.

Том нерешительно подошел к костру и протянул руки к огню.

— Добро пожаловать, брат, — сказал кто-то. — Вознеси вместе с нами благодарственную молитву.

— Славься, Царица, Матерь милосердия! — отозвался взволнованный голос с другой стороны костра. — Жизнь, отрада и надежда наша, славься! К Тебе взываем в изгнании, чада Евы.

Приближалась полночь. Несмотря на это, здесь было не менее полусотни человек: они грелись у огня, наполняли водой пластиковые кувшины и возбужденно бродили вокруг, точно что-то удерживало их здесь, не давая покинуть это место. Этот костер в лесу, алтарь из папоротника, жутковатая улыбка нелепой статуи, отблеск костра на поверхности воды производили странное впечатление. Тому почудилось, что он попал на шабаш ведьм или сборище ка-кой-то лесной нечисти. Происходящее казалось сверхъестественным действом, не имеющим никакого отношения к Богу.

Костер потрескивал. Искры тлеющего мха поднимались вверх и исчезали между ветвями деревьев, как крохотные призраки. Том повернулся спиной к сидящим у костра и опустился на колени у озерца со святой водой. Вода была черной и пахла тиной и мхом, и женщина, которая неподалеку орудовала тяпкой — в темноте он не мог разглядеть ее лица, — сказала:

— Благодарение Богу, слава Пречистой Матери, какого чуда вы ждете?

— Я хочу, чтобы мой сын выздоровел. И еще — спасти свою душу.

— Чем он болен?

— У него паралич, — сказал Том. — Он парализован.

— Он не может двигаться?

— У него сломана шея.

— Это несчастный случай?

— Нет, — сказал Том.

— Тогда в чем же дело?

— Это сделал я.

— Вы сломали ему шею?

— Да. Именно так.

— Но как это могло случиться?

— Я сделал это нарочно.

— Неужели такое возможно? Как?! Почему?!

— Из ненависти, — сказал Том. — Я его ненавидел.

Он наполнил бутылки водой и вытер руки об одежду. Женщина молча наблюдала за ним, а потом прикоснулась к его плечу.

— Радуйся, Мария, полная благодати, — сказала она. — Господь с вами. Он поможет вам.

— Оставьте меня в покое, — сказал Том.

В лесу, на тропе, отойдя совсем немного, он поставил бутылки на землю, сел на бревно и достал последнюю сигарету. Том понимал, что его поведение и тон недопустимы. Он еще не утратил способность смотреть на себя со стороны. И он не удивился, что не удивился. «Это я или они? — спросил он себя. — Этот мир или я? Кто из нас слеп? Кто не понимает? Как давно я иду этой дорогой? Когда я отправился в путь?»