Богомол

Взяв фонарик у археолога, Матвеев пошел вперед. Лабиринт начал поворачивать то в одну сторону, то в другую, затем появились разветвления. Прохлада и сырость наполняли тёмные коридоры.

– Пойдем этим путём, – сказал Рахимов. – Будем держаться левой стороны. Если заблудимся, то всегда сможем вернуться обратно к выходу.

– Вам не кажется, что наш путь затянулся? – спросил Матвеев.

– Да, вы правы. Для погреба он слишком великоват. Это какое-то подземелье.

Рахимов остановился перед разветвлением и посветил на стену.

– Любопытно, – произнес Рахимов.

– О чем вы? – спросил Матвеев.

– Вот, смотрите, – Рахимов подошел ближе к стене, что бы осветить лучше.

На стене был изображен молящийся монах.

– Ещё один. Такие же изображения мы видели наверху, на стенах монастыря, – сказал Матвеев.

– Странно, зачем в погребе изображать молящихся монахов? – сказал Рахимов.

– Может быть, это не погреб вовсе. Этот туннель ведет глубоко в горы. Кажется ему нет конца, – сказал Матвеев.

– Иногда монахи роют такие подземелья для того, что бы иметь тайный выход из монастыря. Это делалось раньше, на случай осады. Вероятно, монастырь часто приходилось защищать. Теперь в этом нет нужды, – сказал Рахимов.

– Возможно, вы правы. Куда же ведет этот проход? – сказал Матвеев.

Неожиданно, в глубине туннеля едва послышался шорох.

– Вы слышали? Крысы, – спросил Матвеев.

– Да, как будто кто-то царапает каким-то металлическим предметом, – сказал Рахимов.

Они оба пошли на звук шума. Не прошло и минуты, как звук усилился.

– Мы уже близко. Это где-то здесь, – сказал Матвеев, его волнения перешли в уверенность.

Они пошли по одному из ветвлений в тоннеле, из которого раздавался скрежет металла. Вскоре они вышли в небольшое помещение. Подземная комната осветилась фонариком и лампой. С левой стороны они увидели небольшую клетку, отбрасывающую полосатые тени от фонарика и лампы. В ней сидел бородатый, сутулый мужчина. Перепутанные локоны его темных волос доставали до плечей. Опущенное лицо трудно было разглядеть. Незнакомец держал дрожащей рукой металлическую кружку и судорожно постукивал ею по решетке.

– Эй, в камере! – крикнул Матвеев. – Кто вы?

Мужчина не шелохнулся. Его глаза были пустынными, они не реагировали ни на движение, ни на свет. Казалось, что незнакомец не замечал появившихся людей. Матвеев дотронулся до его плеча.

– Кто вы? – повторил он твердо свой вопрос.

Вдруг, незнакомец поднял голову и посмотрел на Матвеева.

– Дайте мне воды. Я хочу пить, – тяжелым голосом, с хрипом внезапно произнес незнакомец, по-видимому, в горле у него давно не было воды, его губы местами покрылись чудовищными трещинами.

– Здесь есть небольшой бочонок, – произнес Рахимов, – на вкус – вода.

Он подошел к незнакомцу, осторожно взял у него кружку и наполнил ее водой из бочонка. Затем вернулся и отдал ее незнакомцу. Тот жадно, захлебываясь в две секунды опорожнил её.

– Дайте еще. Прошу вас, – задыхаясь, жалобно произнес незнакомец.

Рахимов хотел было налить еще одну кружку, но Матвеев остановил его рукой. Он забрал кружку у Рахимова.

– Постой, пусть ответит сначала на некоторые вопросы, – сказал Матвеев.

– Это идея, – согласился Рахимов.

– Итак, – обратился Матвеев к незнакомцу. – Кто вы? Как вас зовут?

Незнакомец сел на небольшой деревянный стул и свесил голову.

– Если я скажу, то вы дадите мне пить? – сухо произнес незнакомец и, поперхнувшись, начал он начал тяжело кашлять. Приступ кашля буквально разрывал его горло.

– Да, дам. Но сначала, ты ответишь на некоторые вопросы. Итак, как тебя зовут?

– Я, – хриплым голосом произнес незнакомец, – ни в чем не виновен… Меня зовут Сурин Геннадий.

– Геннадий, а собственно в чем вы провинились? – спросил Матвеев.

– Ни в чём. Меня схватили в моём доме… Они выкрали меня… меня похитили… отпустите меня… – взмолился Геннадий.

– Но, ты виновен?! – произнес Матвеев, неожиданно изменив голос. Он, как будто начал требовать от незнакомца признания.

– Нет, это не я. Вы не знаете… – вдруг голос Сурина понизился, и он начал плакать, словно малое дитя. – Он заставил меня это сделать. Я не хотел этого, я… – неожиданно Сурин схватил руками решетку и начал биться об нее головой.

Матвеев от неожиданности отскочил назад.

– О боже. Надо прекратить этот допрос, – сказал Рахимов, испугавшись за арестанта. – Этак он разобьет себе голову.

– Вы правы, – сказал Матвеев.

Им еле удалось оторвать незнакомца от решетки. Дверь в камеру была окутана тяжелыми цепями. На петлях висел большой замок.

– Вы можете открыть его? – спросил Рахимов, вспомнив об отмычках.

– Сейчас этого делать не нужно, – ответил Матвеев. – Мы не знаем, что это за человек, и почему монахи его посадили за решетку. К тому же, будучи на свободе он может нас выдать.

Неожиданно незнакомец остановился и отошел в дальний темный угол камеры, где растворился во мраке.

– Вряд ли теперь мы добьемся от него чего-то, – сказал Матвеев.

– Вы правы, – ответил Рахимов. – У него тяжелое психическое расстройство.

– Нам пора возвращаться, а кружку возьмем с собой.

– Зачем она нам? – удивился Рахимов.