Богомол Георгий. Генезис

Эфемеридой обращается,

И зыбко в воздухе качается,

и не живет.

А лишь поёт!..»

Семен одобрил его. Развернул губяки до самых глаз и ударил в ладоши.

Другие орангутанги, тоже рыжие и независимые, сидели кто где, всяк себе на уме и лениво смотрели на людей. Что думали они об этих испуганных с гладкой кожей обезьяноподобных приматах?

Жорка завидовал орангутангам.

«Сидеть бы на ветке, – рассуждал он. – Рядом с ними. И глядеть в небо. И все тебе нипочем».

Размышляя о счастье орангутаньей жизни, он шел дальше.

Впереди, исчезая за углом, мелькнула желтая голова. Она подлетала кверху при ходьбе, и волосы – за ней следом. Сонька!

– Ээй! Э-эй!

Серая с синими кантами униформа на мостовой вздернулась. Будто курок взвели. Гвардеец, прижимая стоящего на карачках человека коленом, обернул к Жорке тускло блестевшее забрало.

Прижатый коленом горожанин, склонился к самой земле, дыша со свистом.

Жорка, не спеша, чтоб не подумали, будто он убегает, спокойно шел дальше.

Гвардеец, выворачивая руку задержанному, через стекло маски сурово посмотрел на орущего посреди улицы дворника, дотянулся и ударил пинком под зад. Ощутимо.

У Жорки слезы брызнули из глаз.

– Спасибо, офицер! – Сказал он дружелюбно. – Покой и Порядок!

Еще раз улыбнулся, демонстрируя радость, и пошел дальше.

За спиной охали и волокли.

Впереди – никого. И за углом никого.

Стеклянная дверь высокого вестибюля чуть колыхалась, играя светом.

«Кто-то вошел! – Догадался Жорка».

Переведя дух, побежал к двери, оглядываясь на ходу.

Облава осталась за углом.

– Эээй! – Закричал он сдавленным шепотом. – Сонёк! Соня!

Она не отзывалась.

Жорка оглядел дом. Серый, громоздкий. Поднялся, чуть сгорбившись, как медведь на задние лапы, нависая над улицей.

Жорке это место не знакомо. Он прочел таблицу на углу дома: «Сенная, 24» и удивился странному названию.

Зайчики со стекла все еще носились по тенистой стороне улицы. Перепрыгивали друг через друга. Те, что крупнее, затихая, раскачивались в ложбинке тротуара. Сливались боками.

Жорка, видя этот переблеск, понимал: Сонька здесь! За дверью. Это она качнула стекло и оживила солнечные пятна.

Поднялся по ступеням. Осторожно потянул огромную ручку полированного дерева с бронзовыми резными шишками на концах.

Заперто.

В тот же миг чья-то сильная рука, возникнув из-за его спины, легко отстранила поэта и, крепко охватив дерево ручки, потянула дверь на себя.

Огромный человек в льняном пиджаке, все так же не глядя на Жорку, никак его не учитывая, произнес единственное: «Стерх».

Не Жорке. Двери.

Стекло в тот же миг качнулось. Свет ожил и поплыл.

…

Оперевшись спиной о пресловутую пальму, Жорка теперь вспоминал это, воскрешая события и чувства. Навалившаяся было на него темнота, отступала.

– Я тебя увидел на углу. Но не догнал. – Рассказывал он Соньке. – Кричал тебе, кричал… Не слышала? А я громко кричал!

Перекатился осторожно с одного бока на другой. Копчик ломило от пенделя стража порядка.

– Как ты вошел в здание? – Никак не могла понять Сонька.

– Это не я. Это мужик один. Он сказал «Стерх», и дверь открылась.

– Стерх? Он что, тебя затащил что ли?

– Нет. Сказал «Стерх» и ему отворили. Его, видимо, ждали.

– Его ждали. А ты, тогда как?

– А я вошел в открытую дверь, после того, как он развернулся и ушел.

– Ушел?

Жорка хорошо помнил, как поплыл зеркальный блеск стекла. Помнил широкую спину в белом льняном пиджаке. Ниже такие же широкие штаны и бежевые туфли с кожей наизнанку.

Помнил, как разозлился вдруг.

А как? Льняная спина точно вытеснила его из списков живущих. Жорка пылинкой мельтешил среди солнечных зайчиков за нею. Ничтожный.

И тут из-за его собственной узкой спины возникла еще одна рука, выскользнув из пространства. Невесомая, изящная. И полетела к плечу громадного мужчины.

Все, следовавшее за рукой, было такое же легкое, утонченное и грациозное.

– Стелла! – Сказала обладательница космической руки.

Жорка все еще видел и эту руку, и эту Стеллу. Такое не забывается.

– Стелла! Это было что-то! – Он смотрел на Соньку, а восхищался незнакомкой.

Сонька недовольно поморщилась.

– Высокая, вся такая… какая-то перламутровая девушка!

– Без метафор! И без подробностей. – Нахмурилась Сонька. – Нет, давай с подробностями.

Жорка вновь разозлился, утратив прежнюю легкость характера, и захотел позлить подругу тоже (злись!)

– Красивая девушка! – Сказал он не без вызова.

Сонька молчала.

– Поискать таких. – Не унимался Жорка. – И не найдешь! Во – ростом!

И задрал руку на всю длину. Вытянулся. Но сидя на полу, должным образом рост Стеллы не передал. Рука его едва достигла подбородка Соньки.

– Ну, я поняла, – сказала та, – не пыжься, сиди ровно. А то опять упадешь. Что дальше?

– Никто не упадет. Это Стерх едва не упал, увидев ее, думать о двери забыл.

Дверь была открыта. А Стерх и Стелла уходили. Медленно, точно уплывали.

Она что-то говорила, невесомо поводя рукой, отбрасывая и выворачивая кисть. Легкая, летучая.