Глаза у него чистые, не гноятся. В народе кричат:
— Пустите, болящего привезли!
Старухе дают кружку с оборванной цепочкой. Она крестится ею на струящийся блеск креста, отпивает и прыскает на парня. Он тоже крестится. Все кричат:
— Глядите, расслабный-то ручку поднял, перекрестился!..
Велят поливать на ноги, и все принимаются поливать Парень дергается и морщится и вдруг — начинает подниматься! Все кричат радостно:
— Гляди-ка, уж поднялся!.. ножками шевелит… здо-ро-вый!..
Приподнимают парня, подсовывают под спину сено, хватают под руки, крестятся. И парень крестится, и сидит! Плачет над ним старуха. Все кричат, что чудо живое совершилось. Парень просит девчонку:
— Дунька, водицы испить…
Попить-то и не дали! Суют кружки, торопят:
— Пей, голубчик… три кружки зараз выпей!.. сейчас подымешься!..
Иные остерегают:
— Много-то не пей, не жадничай… вода дюже студеная, как бы не застудиться?..
Другие кричат настойчиво:
— Больше пей!.. святая вода, не простужает, кровь располирует!..
Горкин советует старухе:
— К мощам, мать, приложи… и будет тебе по вере.
И все говорят, что — бу-дет! Помогают везти тележку, за нею идет народ, слышится визг колёсков. У колокольни кто-то кричит под благовест:
— Эй, на-ши… замоскварецкие!..
Оказывается — от Спаса-в-Наливках дьякон, которого встретили мы под Троицей. Теперь он благообразный, в лиловой рясе. И девочки все нарядные, как цветы. И певчие наши тут же. Все обнимаемся. Дьякон машет на колокольню и восторгается:
— Что за глас! Сижу и слушаю, не могу оторваться… от младости так, когда еще в семинарии учился.
Говорят про колокола и певчие — все-то знают:
— Сейчас это «Корноухий» благовестит, маленький, тыща пудов всего. А по двунадесятым -«Царь-Колокол» ударяет, и на ногах тут не устоишь.
Дьякон рассказывает, что после обедни и «Переспор» услышим: и колоколишка-то маленький, а все вот колокола забьет-накроет. Певчие хвалят «Лебедя»:
— За «Славословием»-то вчера слыхали? Чистое серебро!
Дьякон обещает сводить нас на колокольню — вот посвободней будет,отец звонарь у него приятель, по всем-то ярусам проведет, покажет.
Надо спешить в собор.
Народу еще немного, за ранними отмолились. В соборе полутемно; только в узенькие оконца верха светят полоски солнца, и, вспыхивают в них крыльями голубки. Кажется мне, что там небо, а здесь земля. В темных рядах иконостаса проблескивают искры, светятся золотые венчики. По стенам — древние святые, с строгими ликами. На крылосе вычитывают часы, чистый молодой голос сливается с пением у мощей:
Под сенью из серебра, на четырех подпорах, похожих на часовню, теплятся разноцветные лампады-звезды, над ракой Преподобного Сергия. Пригробный иеромонах стоит недвижимо-строго, как и вчера. Непрестанно поют молебны. Горкин просит монаха положить на мощи образочки и крестики. Желтые огоньки от свечек играют на серебре и золоте. Отец берет меня на руки. Я рассматриваю лампады на золотых цепях, большие и поменьше, уходящие в глубину, под сень. На поднятой створе раки, из серебра, я вижу образ Угодника: Преподобный благословляет нас. Прикладывается народ: входит в серебряные засторонки, поднимается по ступенькам, склоняется над ракой. И непрестанно поют-поют:
Поет и отец, и я напеваю внутренним голоском, в себе. Слышится позади:
— Пустите… болящего пустите!..
Пригробный иеромонах показывает пальцем: сюда несите. Несут мужики расслабного, которого обливали у креста. Испуганные его глаза смотрят под купол, в свет.
Иеромонах указывает — внести за засторонку. Спрашивает — как имя? Старуха кричит, в слезах:
— Михайлой, батюшка… Михайлой!.. помолись за сыночка… батюшка Преподобный!..
Иеромонах говорит знакомую молитву, — Горкин меня учил:
«…скорое свыше покажи посещение… страждущему рабу Михаилу, с верою притекающему…»
Горкин горячо молится. Молюсь и я. Старушка плачет— Родимый наш… прибега, и скорая помога… помоли Господа!..
Иеромонах смотрит в гроб Преподобного и скорбным, зовущим голосом молится:
— Подымите болящего…
Болящего подымают над ракой, поворачивают лицом, прикладывают. Иеромонах берет розовый «воздух», возлагает на голову болящего и трижды крестит. Старуха колотится головой об раку. Мне делается страшно. Громко поют-кричат:
Все поют. Текут огоньки лампад, дрожит золотыми огоньками рака, движется розовый покров во гробе… — живое все! Я вижу благословляющую руку из серебра на поднятой накрышке раки.
Прикладываемся к мощам. Иеромонах и меня накрывает чем-то, и трижды крестит:
Эти слова я помню. Много раз повторял их Горкин, напоминал. Чудесными они мне казались и непонятными. Теперь — и чудесны, и понятны.