Богомолец

Исходя из предположения, что одна из функций соединительной ткани заключается в выработке антител, экспериментаторы применили на кролике сыворотку крови иммунизированного барана. Эффект оказался на редкость убедительным: налицо было такое повышение концентрации иммунтел, какое никто никогда не получал другими методами — почти в пять-шесть раз выше нормальной! Явственно проступило и влияние сыворотки на выработку организмом кролика веществ, противодействующих разрушительной деятельности возбудителей брюшного тифа.

«В таком случае, — рассуждал ученый, — наша сыворотка должна положительно сказаться на защитных реакциях при тифе».

Начались новые исследования. Спирохета Дуттони — возбудитель возвратного тифа — для лабораторных мышей, как правило, смертельна. А как потечет заболевание, если животным предварительно ввести АЦ-сыворотку? Через несколько лет ученик Богомольца доктор Нейман, заражая мышей и одновременно возбуждая соединительную ткань сывороткой, добился выздоровления подопытных животных. В то же время контрольная группа мышей, не получившая сыворотки, вся вымерла.

С каждым годом в Советской республике ученым становилось все легче работать. Саратовский университет ожил, как бы помолодел. Ректора университета профессора Миротворцева вызвали на доклад в Совет Народных Комиссаров. Оттуда он вернулся с радостной новостью: правительство выделило на учебные нужды десять тысяч золотом — целый капитал! И большая часть денег предназначена для медицинского факультета.

Теперь у Александра Александровича «лучшая в России, — как он пишет родственникам в Одессу, — по помещению и оборудованию лаборатория. В ней тепло и светло, и на содержание дают вполне приличные средства, снабжают русской и иностранной литературой». На факультете его любят — лучшего отношения и желать нельзя. Каждый год с трудом удается отказаться от ректорства. После выхода в свет двух сборников трудов лаборатории и двухтомного «Краткого курса патологической физиологии» к Богомольцу пришло признание, как к одному из лучших общих патологов страны.

Хотя ученому только сорок лет, он уже опубликовал свыше тридцати научных работ. Часть их, такие, как о надпочечных железах и анафилактических свойствах липоидных веществ, пользуются известностью и за границей. Среди его учеников уже шесть профессоров. За образцовую постановку преподавания, исследовательскую и организаторскую работу его кафедре присуждена премия Главнауки.

В декабре 1924 года из Москвы неожиданно пришло приглашение занять кафедру патофизиологии на медицинском факультете Второго Московского университета.

Коллеги искренне жалеют об отъезде Богомольца. Члены научных обществ — внутренней медицины и патологии, нейрохирургов и психиатров, в которых он деятельно сотрудничал, — избирают Богомольца почетным членом. В удостоверениях значится: «Желая оттенить значение выдающегося научного авторитета профессора Богомольца…»

Но больше всех огорчены предстоящей разлукой с учителем студенты.

— «Дорогой Александр Александрович! — читал прощальный адрес их представитель после последней в Саратове лекции Богомольца. — Сегодня мы пришли сюда, чтобы выразить свою любовь и признательность за все доброе, что Вы для нас сделали.

Все оценили и поняли, что Вы не блуждающий огонек, вспыхивающий на фоне провинциальной научной жизни, а подлинный светоч науки.

Спасибо и до свидания! Пусть Ваша звезда горит еще ярче!»

В тот же день состоялось специальное заседание Совета университета, и снова поток приветствий, напутствий, пожеланий.

А из Москвы торопят: «Телеграфьте день приезда. Мосздравотдел предлагает материальное содействие организации кафедры…»

НА БОЛЬШУЮ ДОРОГУ

Москва встретила профессора Богомольца весенней солнечной россыпью, игравшей в зеркальцах луж, теплым ветром и капелью с крыш. В золотистой дымке красовались башни Кремля, а из Замоскворечья навстречу приезжему плыл колокольный звон.

Богомольцу, как всякому русскому, милы сутолока Китай-города и Сретенки, уют Александровского сада и панорама Кремля. Но Москва прежде всего его влечет возможностями более интенсивной научной работы.

Правда, новые коллеги Богомольца, «в большинстве порядочные старички, ревниво относящиеся ко всему новому», приняли его настороженно. Но уже после первой лекции, посвященной основам иммунитета в свете воззрений Мечникова, провожали громом аплодисментов.

«Удивительно! — записал в тот день профессор Шерешевский. — Такой сложный предмет и так просто изложен. Шел от простого к сложному, от понятного к труднообъяснимому. Порой мне казалось, будто лектор исчез, а кто-то невидимый легко ведет всю аудиторию по дорогам познанного в самом серьезном и сложном из того, что существует на свете, — живого организма с его хитрым приспособительным аппаратом. Закончил тем, что вступил в спор с природой за уйму допущенных ею ошибок».