Богомолец

В мае 1930 года по настоянию врачей Богомолец отправляется на кавказское побережье, в Сочи. Купается, жарится на солнце и не ведет никаких «ученых» разговоров. Но долго отдыхать он не может. Немного набравшись сил, тут же садится за вставки в учебник патологической физиологии — готовилось его четвертое издание одновременно на русском и украинском языках. Отцу писал: «Сижу, пишу, гляжу на штормовое море и втайне серьезно подумываю, не перебраться ли мне с несколькими лучшими ассистентами в поисках тихой, удобной для науки провинции в Киев и спокойно там поработать для науки. В Москве не остается времени для этого».

И вдруг нежданно-негаданно — событие, резко изменившее жизнь Богомольца. Тот день навсегда запомнился — первый после затяжного шторма и так и не состоявшейся грозы — 26 июня 1930 года.

Он сидел среди темных, еще не просохших камней. У ног с сердитым шуршанием набегали на берег крохотные волны, а затем, будто испугавшись кого-то, устремлялись назад, в море, волоча за собой гальку и водоросли.

Его окликнули:

— Вам телеграмма из Киева!

Это было известие об избрании его президентом Всеукраинской академии наук.

Богомолец знает, что президентство связано с массой хлопот и неприятностей. Он опасается, что новые обязанности отвлекут его от научных занятий. Да и хватит ли сил, умения? Поэтому на первую телеграмму отвечает отказом. Во второй, уже подписанной чуть ли не всеми членами Совнаркома Украины, говорилось о долге перед народом. Богомолец сдался, тем более что украинское правительство его просьбу о постройке в Киеве специального научно-исследовательского института экспериментальной биологии и патологии сочло нужным удовлетворить.

«О возвращении на родную Украину я мечтал давно, — писал он профессору Воронину, — теперь не хочу упустить возможность. Я никогда не уходил от трудностей, а в данном случае отказ был бы недостойным поступком в отношении собственной родины. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы превратить ВУАН в деятельную научную ассоциацию. Дело стоит, чтобы за него взяться».

В кабинете президента Академии наук на Владимирской улице в Киеве обстановка академически строгая: дубовые панели, темная мебель, массивные книги за стеклами шкафов.

А хозяйничает в кабинете человек отнюдь не академической внешности. Президент очень скромен, просто одевается. Он необыкновенно деликатен и любезен. Говорит тихо, медленно и скупо.

Президент — исключительный эрудит. Он прекрасно осведомлен даже в весьма далеких от его медико-биологической специальности отраслях знаний — математике, физике, лингвистике, музыковедении. Для этого человека не существует ни времени, ни расстояний: может подряд перечислить сотни имен ученых, дат, названий, книг.

На общение с людьми он не жалеет времени. Каждого посетителя встречает пытливый, сосредоточенный взгляд серых глаз. В нем и глубина огромного ума ученого и тепло души простого человека. Ученые, обращаясь к нему, знают, что в любом волнующем их деле встретят и понимание, и заинтересованность, и действенную поддержку.

Академия для Богомольца с первого дня его президентства стала тем, чем для других бывает дом, семья. Трудно понять, как этот человек справляется с массой дел. Одному отцу признается: «Работы столько, что, бывает, теряюсь».

У Богомольца особое чутье на талантливых людей. Он почти безошибочно определяет «потолок» каждого. А поверив в человека, разгадав «высоту полета интеллекта», как он любит говорить, любовно выводит его «на орбиту».

Над Е. О. Патоном коллеги подтрунивают:

— Бросили бы вы свое производство бочек без заклепок!

А Богомолец — иного мнения:

— Вашу лабораторию, Евгений Оскарович, давно пора принять в лоно академии. Сегодня вы варите каркасы молотилок, а там, гляди, порадуете сварными мостами и, кто знает, чем еще.

Люди сами тянутся к президенту, влекомые умом, простотой, доступностью, неизменным желанием помочь словом и делом.

Богомолец требователен к себе. Жене писал: «Сижу в Киеве и обучаюсь президентству. Администратор-то я посредственный!»

Но президиум ВУЦИКа, слушая отчет президиума академии, признал, что Богомольцу удалось за короткий срок произвести подлинную реконструкцию академии и заметно поднять научную весомость всех ее учреждений.

Вместо многочисленных кафедр и мелких лабораторий в состав академии стали входить крупные институты, объединенные в отделы, в том числе новый — точных наук. Ученые впервые в истории академии включились в решение практических задач социалистического строительства — перестройку железнодорожного транспорта, повышение урожайности сахарной свеклы, разведку новых залежей полезных ископаемых. Богомолец сам следит за ходом строительства новых зданий, добывает оборудование. Под опеку академии взял десятки музеев, заповедников, дендропарков.