Богословие творения

Если воплощение Бога состоялось в нашем тварном мире, временные и пространственные измерения воплощения будут одинаково значимы. Тем не менее обычно христианское богословие занималось исключительно временем и человеческой историей. Но, отстраняя пространство, место и тело, богословие рискует сузить свой кругозор. Космические измерения христологии отходят обычно на второй план, если даже не отрицаются напрямую[141]. Такие области знания, как «экотеология» и «наука и богословие», каждая по-своему, помогают привлечь внимание к пространственным измерениям доктрины о творении мира. Но это нужно и систематическому богословию в целом, когда оно формулирует учение о творении. Ниже я хочу показать, что положения нашей веры о Христе и Духе также предоставляют нам богатые и до сих пор относительно незатронутые источники для формирования христианского взгляда на материю и материальное. С особой перспективы глубокого воплощения Божественный Логос («Слово», «Образец» или «образующий принцип») не только принимает на себя человечество, но и становится формирующей матрицей (malleable matrix) всей полноты материальности.

Став «плотью» в Иисусе, вечный Логос Бога вошел во все измерения Божьего тварного мира. «Он пришел к своим», как сказано у Иоанна (1:11), так же как «все начало быть через Логос» (Ин 1:3) в первую очередь. Но в философии, созданной библейской традицией, в иудео-христианской философии, sarx также относится к непрочности и ранимости, которая характеризует все природные тела, находящиеся в своих местах и всегда подверженные росту и распаду. В древнегреческой философии (как и в соответствующем ветхозаветном понятии kol-basar, «всякая плоть») тела понимались в качестве части потока материальных существ, которые всегда находятся в контакте друг с другом. Поэтому sarx означает все, что состоит из фундаментальных элементов – земли, воды, воздуха и огня (в подлунном мире). В современном прочтении sarx вмещало бы все царство материального, от кварков до атомов и молекул в их сочетаниях и превращениях в ходе химической и биологической эволюции.

Говоря библейским языком, понятие глубокого воплощения предполагает, что собственный Логос Бога Отца объединяется с телом Иисуса, его личностью и его земной жизнью. Божественный Логос тем самым, конечно, стал человеком, но это значит, что собственный Логос Бога вошел в телесный мир, наполненный полями, лисами и малыми птицами, объединившись даже с растущей и засыхающей травой. Действительно, Божественный Логос стал Землею в Иисусе. Иисус был «не от мира сего», то есть не от человеческого мира греха, но, согласно Евангелию от Иоанна, Логос Бога в Иисусе соединился с материальным миром. Христос соединился даже с миром грешников, как мы увидим далее.

Стоический фон христологии Логоса

Эта форма аргументации станет яснее, если мы прислушаемся к философским положениям, на фоне которых находится Пролог Евангелия от Иоанна; к последнему я обращаюсь как к первичному свидетельству доктрины «глубокого воплощения». Пролог предлагает нам богословие творения, интертекстуально связанное с Быт 1, но при этом отступающее на шаг за пределы космологического начала к вечному Началу всех вещей в Боге. Ранняя патристическая экзегеза первого стиха Пролога («В начале был Логос»), показывает, что с самого начала христианство не представлялось как чисто платоновская конструкция, но скорее свидетельствует о сильных подводных течениях как со стороны иудейской традиции Премудрости, так и стоической мысли, ведущей философии в Римской империи между 100 годом до Р.Х. и 150 годом по Р.Х.

Помимо того исторического факта, что именно стоицизм, а не платонизм, был у всех на слуху в качестве актуальной философской тематики, имели место также религиозные причины, почему раннехристианские мыслители симпатизировали определенным аспектам стоического богословия и космологии. Во-первых, стоическому умонастроению была свойственна определенная «теплота» в религиозном культе. Этого мы не находим в современном раннему христианству платонизме, где Бог, как принцип блага, был за пределами бытия (huper ousian), невыразимый и оставляющий управление миром меньшим богам, которые творили божественное правосудие путем простого посмертного воздаяния за человеческие поступки[142]. Стоицизм, наоборот, восхвалял провидение величественного и всемогущего Бога, вплоть до литургического обращения «я-ты». В знаменитом Гимне Зевсу Клеанфа мы слышим: