Богословие творения

Однако популяция из нескольких тысяч, о которой пишет Айала, к сожалению, представляет не меньшую проблему для такого решения, чем для теории моногенеза. Можно представить, что группа из двадцати человек принимала участие в общем акте неповиновения. Но представить, что это, как минимум, тысячи пещерных людей, едва ли возможно. В связи с теорией коллективного первородного греха возникает еще одна проблема – проблема детей. В любой группе сколько-нибудь значительного размера обязательно будут дети бессознательного возраста, неспособные совершить какой-либо грех. Каково же будет их отношение к первородному греху? Первородный грех присущ всем людям. Эти дети не могли бы участвовать в совершении первородного греха. Согласно постановлению Тридентского собора, он не мог быть передан им через подражание, когда они достигли сознательного возраста. Он не мог быть передан им путем наследования, поскольку они были зачаты в период до грехопадения.

Конечно, если какие-либо из этих ревизионистских теорий первородного греха жизнеспособны, проблема исчезает. Я не ставлю здесь целью сколько-нибудь подробно доказывать, что они ошибочны. Я ограничусь тем, что замечу, что эти теории вступают в противоречие с ортодоксальным пониманием (если не с самой практикой) крещения младенцев. Даффи признает это[334]:

Невозможно и далее отводить почетное место крещению как чистому переходу от состояния «до», которое абсолютно безблагодатно и греховно, к полностью обновленному состоянию «после», которое исполнено благодати… Так что крещение представляет собой в лучшем случае инициацию в общину, предоставляющую среду для разумного и сознательного роста и для интенсификации уже действующей благодатной связи.

В целях моей работы достаточно показать, что для того чтобы согласовать традиционные взгляды с данными палеоантропологии, эти ревизионистские теории не нужны. Они должны устоять, если могут, на других основаниях.

Различие и разрешение К счастью, есть другое решение проблемы. Основания для такого решения были заложены Эндрю Александером, который несколько лет назад высказал мысль о том, что «хотя действительно все люди произошли от Адама, тем не менее у человеческого рода был широкий источник»[335]. В основе теории Александера лежит разграничение между человеком как теологическим видом и человеком как биологическим видом, хотя он не формулирует это в данных терминах. От этих двух понятий следует также отличать (чего Александер не делает) то, что можно назвать философским видом.

Биологический вид представляет собой популяцию скрещивающихся особей.

Философский вид – это разумное животное, то есть, природный вид, характеризующийся способностью к концептуальному мышлению, оценке, рассуждению и свободному выбору. Святой Фома Аквинский говорит, что для разумной деятельности необходимо тело определенного рода, но одного его недостаточно. Для разумной деятельности требуется также разумная душа, которая есть нечто большее, чем способность какого-либо телесного члена, и которая, следовательно, может появиться в каждом отдельном случае через творческий акт Бога[336].

Теологический вид, экстенсионально, – это собрание индивидов, которым уготована вечность. В Катехизисе Католической церкви говорится: «Бог сотворил человека по образу Своему и даровал ему Свою дружбу»[337]. Необходимым условием такой дружбы, вероятно, является разумность человека. Однако не ясно, является ли предложение этой дружбы логическим следствием разумности. По-видимому, это предложение (которое само по себе уже теологически выделяет данный вид) – это отдельный, свободный акт Бога, возможно, требуемый в силу Его благости, но ни в каком другом смысле не необходимый. В любом случае это два отдельных атрибута человечества, которые, по крайней мере концептуально, отличаются друг от друга.