Читаем Богословские труды полностью

В таком, приблизительно, духе аргументирует св. Григорий Палама в пользу совместимости своего учения о Божественных энергиях с традиционным святоотеческим и церковным учением о Божественной простоте. В задачу настоящего исследования не входит исчерпывающее рассмотрение этого труднейшего богословского вопроса во всем его объеме, и мы только считаем нужным, в целях большего уяснения учения св. Григория Паламы, сказать, что страстные споры, разгоревшиеся вокруг этой стороны его учения, и вызываемые ею враждебность и непонимание объясняются, как нам кажется, в сильной степени тем, что обе спорящие стороны опираются в своей полемике на очень различные принципиальные положения в своем богословствовании о Боге[209]. Конкретнее говоря, мы стоим здесь перед различием между катафатическим богословием, более свойственным католическому Западу , в частности Фоме Аквинату и его школе, и апофатическим богословием, преобладающим в творениях отцов православного Востока. Для первого, катафатического, богословия понятие Бога, в сущности, тождественно с понятием бытия, хотя и совершенного и абсолютизированного. Поэтому все свойства и совершенства Божии суть не иное что, как свойства и совершенства, аналитически выводимые из понятия бытия. Конечно, они должны мыслиться не буквально, а по аналогии, но от этого дело мало меняется. Так, выводится из понятия совершенного бытия единство Божие и Его абсолютная простота. Вместе с тем это совершенное бытие мыслится как принадлежащее к области логического. Иначе говоря, основные логические законы, понимаемые как законы онтологические и как идеальная основа бытия, распространяют для сторонников катафатического богословия свое действие и на Бога (ибо и Он — бытие) и даже обосновываются в Нем Самом. В силу всего этого «катафатики» склонны думать, что всякое предметное «различение» в Боге, понимаемое ими как усматривание в нем «частей», онтологически отличных от Бога в Его «целом», несовместимо с мыслью об абсолютном совершенстве Бога, поскольку всякая «часть», как меньшая целого, неизбежно (в силу законов логики) менее совершенна этого целого и тем самым нарушает своим существованием абсолютное совершенство Божества. Само собой разумеется, что понятие антиномичности чуждо такого рода богословию и мыслится им как несовершенство мышления или богословского построения. Мы не предлагаем здесь входить в критический разбор вышеуказанных характерных черт катафатического богословия и ограничимся простым замечанием, что основные его положения представляются нам трудно совместимыми с общехристианским догматом о Триедином Боге, с учением Дионисия Ареопагита о «πρόοδος θεοΰ» и с учением прп. Иоанна Дамаскина о существующих в Боге вечных прообразах и «идеях» всех тварей[210]. Идеям катафатического богословия[211] можно противопоставить богословие апофатическое, основные положения которого были рассмотрены нами в начале этой главы при изложении учения св. Григория Паламы о Боге в Самом Себе. Сейчас скажем снова, что, согласно с духом апофатического богословия, применение к Богу таких понятий, как бытие, сущность и т. д., хотя и не является совершенно неправильным, все же неточно и условно и не определяет Бога как Он есть «по Себе» (καθ’έαυτόν), ибо Бог не есть бытие (хотя бы совершенное) , но выше его как его Творец (впрочем, и это слово не выражает Бога как Он есть). Вследствие этого и свойства бытия не могут просто переноситься на Бога и рассматриваться как свойства Божества, как это делают «катафатики» в вопросе о Божественной простоте. Так же мало могут распространяться на Него и основные логические законы именно вследствие своего бытийного и, следовательно, тварного характера. Конечно, Бог не ниже логических законов (как Он не ниже бытия в смысле небытия)[212], но, превышая их. Он не «вмещается» в них, вследствие чего наше мышление о Боге необходимо имеет антиномический характер. И эта богословская антиномия (ее не надо смешивать с простым логическим противоречием — см. прим. 83) не есть только недостаточность нашего мышления, неспособного объять Божественную природу, но объективно (и, следовательно, независимо от познающего субъекта) обоснована в Самом Боге как нечто непостижимо в Нем существующее. Таково учение о Триипостасности Божества, антиномично сочетающее в себе троичность и единство. Таково учение Церкви о единой Ипостаси воплощенного Бога Слова и Его двух природах. Божественной и человеческой, причем единство Ипостаси непостижимым для нас образом не нарушается от двойственности природ. Таково же и учение св. Григория Паламы о Божественной «сверхсущности» и ее «энергиях», об их тождестверазличии, неслиянности–нераздельности, причастности–непричастности, познаваемости–непостижимости. Такой же антиномический характер носит и защита св. Григорием Паламой простоты и несложности Бога при различении в Нем сущности и энергий. И, конечно, «сущность» и «энергия» так же мало являются «частями» «целого» Божества, как каждая из Ипостасей Пресвятой Троицы является «частью» Триипостасного Бога, но имеет Его всего в Себе с той, конечно, разницей, что в «энергии» весь Бог выражается не ипостасно и не существенно, но лишь Своим неумаленным действием. Игнорирование этих основ богословия св. Григория Паламы (кратко обозначим их «апофатичностью» и «антиномичностью», общих у него со всеми виднейшими представителями православной патристики) представляется нам одной из главнейших причин непонимания его учения большинством его противников[213].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Опыт переложения на русский язык священных книг Ветхого Завета проф. П. А. Юнгерова (с греческого текста LXX)
Опыт переложения на русский язык священных книг Ветхого Завета проф. П. А. Юнгерова (с греческого текста LXX)

Опыт переложения на русский язык священных книг Ветхого Завета проф. П.А. Юнгерова (с греческого текста LXX). Юнгеров в отличие от синодального перевода использовал Септуагинту (греческую версию Ветхого Завета, использовавшуюся древними Отцами).* * *Издание в 1868–1875 гг. «синодального» перевода Свящ. Книг Ветхого Завета в Российской Православной Церкви был воспринят неоднозначно. По словам проф. М. И. Богословского († 1915), прежде чем решиться на перевод с еврейского масоретского текста, Святейший Синод долго колебался. «Задержки и колебание в выборе основного текста показывают нам, что знаменитейшие и учёнейшие иерархи, каковы были митрополиты — Евгений Болховитинов († 1837), Филарет Амфитеатров († 1858), Григорий Постников († 1860) и др. ясно понимали, что Русская Церковь русским переводом с еврейского текста отступает от вселенского предания и духа православной Церкви, а потому и противились этому переводу». Этот перевод «своим отличием от церковно-славянского» уже тогда «смущал образованнейших людей» и ставил в затруднительное положение православных миссионеров. Наиболее активно выступал против «синодального» перевода свт. Феофан Затворник († 1894) (см. его статьи: По поводу издания книг Ветхого Завета в русском переводе в «Душепол. Чтении», 1875 г.; Право-слово об издании книг Ветхого Завета в русском переводе в «Дом. Беседе», 1875 г.; О нашем долге держаться перевода LXX толковников в «Душепол. Чтении», 1876 г.; Об употреблении нового перевода ветхозаветных писаний, ibid., 1876 г.; Библия в переводе LXX толковников есть законная наша Библия в «Дом. Беседе», 1876 г.; Решение вопроса о мере употребления еврейского нынешнего текста по указанию церковной практики, ibid., 1876 г.; Какого текста ветхозаветных писаний должно держаться? в «Церк. Вестнике», 1876 г.; О мере православного употребления еврейского нынешнего текста по указанию церковной практики, ibid., 1876 г.). Несмотря на обилие русских переводов с еврейского текста (см. нашу подборку «Переводы с Масоретского»), переводом с текста LXX-ти в рус. научной среде тогда почти никто не занимался. Этот «великий научно-церковный подвиг», — по словам проф. Н. Н. Глубоковского († 1937), — в нач. XX в. был «подъят и энергически осуществлён проф. Казанской Духовной Академии П. А. Юнгеровым († 1921), успевшим выпустить почти весь библейский текст в русском переводе с греческого текста LXX (Кн. Притчей Соломоновых, Казань, 1908 г.; Книги пророков Исайи, Казань, 1909 г., Иеремии и Плач Иеремии, Казань, 1910 г.; Иезекииля, Казань, 1911 г., Даниила, Казань, 1912 г.; 12-ти малых пророков, Казань, 1913 г; Кн. Иова, Казань, 1914 г.; Псалтирь, Казань, 1915 г.; Книги Екклесиаст и Песнь Песней, Казань, 1916 г.; Книга Бытия (гл. I–XXIV). «Правосл. собеседник». Казань, 1917 г.). Свои переводы Юнгеров предварял краткими вводными статьями, в которых рассматривал главным образом филологические проблемы и указывал литературу. Переводы были снабжены подстрочными примечаниями. Октябрьский переворот 1917 г. и лихолетья Гражданской войны помешали ему завершить начатое. В 1921 г. выдающийся русский ученый (знал 14-ть языков), доктор богословия, профессор, почетный гражданин России (1913) умер от голодной смерти… Незабвенный труд великого учёного и сейчас ждёт своего продолжателя…http://biblia.russportal.ru/index.php?id=lxx.jung

Библия , Ветхий Завет

Иудаизм / Православие / Религия / Эзотерика
Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах
Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах

Сборник воспоминаний о выдающемся русском писателе, ученом, педагоге, богослове Сергее Николаевиче Дурылине охватывает период от гимназических лет до последнего года его жизни. Это воспоминания людей как знаменитых, так и известных малому кругу читателей, но хорошо знавших Дурылина на протяжении десятков лет. В судьбе этого человека отразилась целая эпоха конца XIX — середины XX века. В числе его друзей и близких знакомых — почти весь цвет культуры и искусства Серебряного века. Многие друзья и особенно ученики, позже ставшие знаменитыми в самых разных областях культуры, долгие годы остро нуждались в творческой оценке, совете и поддержке Сергея Николаевича. Среди них М. А. Волошин, Б. Л. Пастернак, Р. Р. Фальк, М. В. Нестеров, И. В. Ильинский, А. А. Яблочкина и еще многие, многие, многие…

Виктория Николаевна Торопова , Коллектив авторов -- Биографии и мемуары , Сборник

Биографии и Мемуары / Православие / Документальное