Читаем Богословско-политический трактат полностью

Далее, что касается предания фарисеев, то мы уже выше сказали, что оно неустойчиво; авторитет же римских пап нуждается в более ярком свидетельстве, и я бракую его именно по этой причине. Ибо если бы нам могли показать его на основании самого Писания так же верно, как некогда могли первосвященники иудеев, то меня это нисколько не разубедило бы в том, что между римскими папами бывали еретики и нечестивцы, как некогда между первосвященниками евреев находили еретиков и нечестивцев, достигших неблаговидными средствами первосвященнического сана; а ведь на основании повеления Писания им принадлежала высшая власть (potestas) толковать закон (см. Второзаконие, гл. 17, ст. 11, 12, и гл. 33 ст. 10, и Малах., гл. 2, ст. 8). Но так как нам не показывают никакого такого свидетельства, то авторитет их остается довольно подозрительным; и, чтобы кто-нибудь, увлекшись примером первосвященника евреев, не подумал, что католическая религия также нуждается в первосвященнике, приходится заметить, что законы Моисея необходимо нуждались для своего сохранения в каком-нибудь общественном авторитете, потому что они были публичным правом отчизны. Ведь если бы каждый имел свободу толкования общественного права по своему усмотрению, то ни одно государство не могло бы устоять, но вследствие именно этого тотчас распалось бы, а общественное право стало бы частным. Но основание религии совершенно другое. Ибо, так как она состоит не столько во внешних действиях, сколько в душевной простоте и правдивости, она не есть предмет ни какого-либо права, ни общественного авторитета. Ведь душевная простота и правдивость ни властью законов, ни общественным авторитетом не навязываются людям, и, безусловно, никто не может быть принужден силой или законами сделаться блаженным, но для этого требуется благочестивое и братское увещание, хорошее воспитание, а больше всего – собственное и свободное суждение. Следовательно, так как верховное право свободно судить даже о религии есть у каждого и нельзя понять, чтобы кто-либо мог поступиться этим правом, то у каждого, следовательно, будет также верховное право и высший авторитет свободно судить о религии и, следовательно, объяснять и толковать ее себе. Ибо высший авторитет в толковании законов и высшее суждение об общественных делах принадлежат властям (magistratus) только потому, что они относятся к общественному праву, а не вследствие какой другой причины; стало быть, по той же причине будет у каждого и высший авторитет в объяснении религии и в суждении о ней, а именно: потому, что это относится к праву каждого человека. Итак, из авторитета еврейского первосвященника в толковании отечественных законов не только нельзя заключить об авторитете римского папы в толковании религии, но, наоборот, отсюда легче заключить, что каждый человек полностью имеет [такой авторитет]. А отсюда мы можем показать также, что наш метод толкования Писания есть наилучший. Ибо, так как высший авторитет в толковании Писания есть у каждого, следовательно, ничто не должно быть нормой при толковании [Писания], кроме естественного света, общего всем. Какой-либо сверхъестественный свет и какой-либо внешний авторитет [не могут служить такой нормой]. [Этот метод] не должен быть также настолько труден, чтобы с ним могли управиться только самые остроумные философы, но должен быть приспособлен к естественному и обыкновенному уму и способностям людей, каким является, как мы доказали, наш метод. Мы ведь видели, что те трудности, которые он теперь в себе содержит, произошли от человеческой беспечности, а не от природы метода.

Глава VIII, В которой показывается, что Пятикнижие и книги Иисуса Навина, судей, руфи, Самуила и царей не суть оригиналы. Затем исследуется: были ли все они написаны многими авторами или одним только и кем именно?

Перейти на страницу:

Все книги серии Я — свет, который над всеми

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Философия
Философия

Доступно и четко излагаются основные положения системы философского знания, раскрываются мировоззренческое, теоретическое и методологическое значение философии, основные исторические этапы и направления ее развития от античности до наших дней. Отдельные разделы посвящены основам философского понимания мира, социальной философии (предмет, история и анализ основных вопросов общественного развития), а также философской антропологии. По сравнению с первым изданием (М.: Юристъ. 1997) включена глава, раскрывающая реакцию так называемого нового идеализма на классическую немецкую философию и позитивизм, расширены главы, в которых излагаются актуальные проблемы современной философской мысли, философские вопросы информатики, а также современные проблемы философской антропологии.Адресован студентам и аспирантам вузов и научных учреждений.2-е издание, исправленное и дополненное.

Владимир Николаевич Лавриненко

Философия / Образование и наука
Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука