Читаем Богословско-политический трактат полностью

Итак, перехожу к книгам пророков. Всякий раз, как я вникаю в них, я вижу, что пророчества, содержащиеся в них, были собраны из других книг и не всегда списаны с них в таком порядке, в каком они были высказаны или написаны самими пророками; и что содержатся в них не все пророчества, но только те, которые можно было найти здесь или там; поэтому эти книги суть только фрагменты пророческих. Ибо Исайя начал пророчествовать в царствование Узии, как сам писатель свидетельствует в первом стихе. Но он в то время не только пророчествовал, но, кроме того, и описал все дела, совершенные этим царем (см. II Паралип., гл. 26, ст. 22). Этой книги теперь нет. [Те же книги], которые у нас есть, как мы показали, списаны из летописей царей иудейских и израильских. Прибавьте к этому, что раввины утверждают, будто этот пророк пророчествовал и в царствование Манассии, которым он, наконец, был умерщвлен; и хотя они, кажется, рассказывают басню, однако они, по-видимому, верили, что имеются не все его пророчества. Затем, излагаемые исторически пророчества Иеремии извлечены и собраны из разных летописцев. Ибо, помимо того что они нагромождены беспорядочно, без всякой последовательности, в них одна и та же история повторяется различным образом. Так, гл. 21 называет причиной ареста Иеремии именно то, что он предсказал Седекии, спрашивавшему у него совета, разорение города; гл. 22, прервав эту историю, переходит к рассказу о его воззвании к Иоакиму, царствовавшему до Седекии, и о том, что он предсказал пленение царя; гл. 25 описывает то, что было открыто пророку до этого, именно: в четвертый год [царствования] Иоакима, потом [следуют] откровения в первый год [царствования] этого царя, и так продолжается нагромождение пророчеств без всякого соблюдения порядка во времени, пока, наконец, в гл. 38 (как будто эти пятнадцать глав были сказаны в скобках) [повествование] не возвращается к тому, о чем рассказывалось в гл. 21. Ибо союз, которым начинается та глава, относится к ст. 8, 9 и 10, гл. 38; и, кроме того, здесь совсем иначе описывается последний арест Иеремии и указывается совершенно иная причина продолжительного его задержания стражей во дворе, нежели о которой рассказывается в гл. 37. Так что ясно видишь, что все это было собрано из разных историков и никаким другим образом не может быть оправдано. Впрочем, остальные пророчества, содержащиеся в остальных главах, где Иеремия говорит в первом лице, списаны, по-видимому, со свитка, который написал Варух под диктовку самого Иеремии. Свиток этот содержал (как видно из гл. 36, ст. 2) только то, что было открыто этому пророку со времени Иосии до четвертого года Иоакима; с этого времени эта книга и начинает [повествование]. Потом с того же свитка, кажется, списано то, что имеется от гл. 45, ст. 2, до гл. 51, ст. 59. А что книга Иезекииля есть также только отрывок, то это весьма ясно показывают первые стихи ее. Кто же не видит, что связь, которой начинается книга, относится к другому, о чем уж было говорено, и примыкает к тому, что должно быть сказано? И не только связь, но и весь контекст речи предполагает другое сочинение; ведь тридцатый год, с которого начинается эта книга, показывает, что пророк продолжает рассказ, а не начинает! Это отмечает и сам писатель в ст. 3, в скобках: «Было часто слово божие Иезекиилю, сыну Вузия, священнику в земле Халдейской», и пр. Он как бы говорит, что слова Иезекииля, которые он до сих списывал, относятся к другому откровению, которое было ему до этого тридцатого года. Потом Иосиф в кн. X «Древностей», гл. 7, рассказывает, будто Иезекииль предсказал, что Седекия не увидит Вавилонию; об этом в дошедшей до нас книге его не говорится, но сказано наоборот, именно: в гл. 17, что он был отведен пленником в Вавилонию[32]. Относительно Осии мы не можем сказать наверняка, что он написал больше того, что содержится в книге, называемой его именем. Но я, однако, удивляюсь, что у нас от того, кто, по свидетельству Писания, пророчествовал больше 84 лет, имеется столь мало. В общем по крайней мере мы знаем, что писатели не собрали пророчеств от всех пророков, а от тех, от кого мы имеем, собрали не все. Ибо от тех пророков, которые пророчествовали в царствование Манассии и о которых в кн. II Паралипоменон, гл. 33, ст. 10, 18, 19, упоминается в общем, у нас нет совершенно никаких пророчеств, а также нет и всех пророчеств этих 12 пророков. Ибо из Ионы списаны только пророчества о ниневитянах, между тем, однако, он пророчествовал и израильтянам, о чем смотри кн. II Цар., гл. 14, ст. 25.

Перейти на страницу:

Все книги серии Я — свет, который над всеми

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Философия
Философия

Доступно и четко излагаются основные положения системы философского знания, раскрываются мировоззренческое, теоретическое и методологическое значение философии, основные исторические этапы и направления ее развития от античности до наших дней. Отдельные разделы посвящены основам философского понимания мира, социальной философии (предмет, история и анализ основных вопросов общественного развития), а также философской антропологии. По сравнению с первым изданием (М.: Юристъ. 1997) включена глава, раскрывающая реакцию так называемого нового идеализма на классическую немецкую философию и позитивизм, расширены главы, в которых излагаются актуальные проблемы современной философской мысли, философские вопросы информатики, а также современные проблемы философской антропологии.Адресован студентам и аспирантам вузов и научных учреждений.2-е издание, исправленное и дополненное.

Владимир Николаевич Лавриненко

Философия / Образование и наука
Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука