Боговидение

Некоторые критики (Фелькер) считали, что по мысли Оригена в подобном соединении во Единого Сына, созерцающего Отца, человеческий ум совершенно отождествляется со Христом, в Нем обезличивается. Тогда это было бы состоянием экстатичным, выходом из самого себя, подавлением личностного сознания. М.Пюш, в своей рецензии на книгу Фелькера, и Лиске, в труде "Мистика Логоса у Оригена"[89], убедительно доказывают, что Ориген был очень далек от подобного понимания соединения с Логосом. У него слово "экстаз" почти всегда имеет смысл пежоративный; он — безумие, потеря умственного равновесия. Когда Ориген говорит о душевных состояниях, которые могут соответствовать экстазу в смысле положительном, он употребляет выражение "трезвенное опьянение" — (νιφαλιος μεθη), оксиморон, позаимственный им у Филона, который впредь будет иметь распространение в христианской литературе. Божественный Логос не подавляет сознания человека, а переносит его ум за пределы реальностей человеческих. Ориген говорит, что человек может перестать быть человеком во время этого перехода, приводящего к существованию духовному, но от этого он не теряет своего личностного сознания.

Логос — последний этап, но все же Он — этап, долженствующий привести к Боговидению. Если Логос "у Бога", значит Он — Бог; и поистине не был бы Он Богом, если бы не был "у Бога", в непрестанном видении бездны Отца[90]. Также и созданные по образу Логоса, соучаствуя с Ним в этом видении, становятся богами. Не через Логос, не Его посредничеством, но в Нем и С Ним умы людей, достигших совершенства, видят Отца в непосредственном видении или познании.

Здесь следует отметить, что для Оригена Сын, хотя и той же сущности, что Отец, хотя Он — Бог по Своей сущности (κατ' ουσιαν), а не по причастности, все же Он — Бог вторичный, подчиненный Отцу в качестве орудия Его проявления. "Ведь сказано: "Кто Меня видел, видел Отца, пославшего Меня", а не "кто видел Отца, видел Меня"; следовательно, видеть можем мы только исходя от Сына, от Сына восходя к Отцу. Как ступени храма вели к Святому Святых, так Сын содержит в Себе ступени, ведущие от Его человечества к Его Божеству, к тому, "что Он есть". Существует известная градация в познании Бога; нарушая этот порядок, мы не можем достичь совершенного познания Отца. Так не можем мы видеть Отца, чтобы затем познать Премудрость или Истину, но от Премудрости Божией восходим к Отцу Премудрости. Сначала познав Истину, можем мы потом достичь видения сущности или могущества и природы Бога, которая сущность превышает [91].

Как и Климент, Ориген раскрывает нам то, что является объектом Богосозерцания, последней целью созерцания — θεωρια, пределом богословия — θεολογια. Это сама сущность или "свойство и природа Бога, превосходящая сущность", которую умы, достигшие совершенства, восстановленные в своем первозданном состоянии, видят или, точнее, познаю'т совместно с Единым Сыном, будучи едиными с Ним в этом действии видения. Если Сын, вопреки тому, что Он, по учению Оригена, той же сущности, что Отец, представляется ему "ступенью" к видению сущности, то это происходит потому, что для Оригена Отец есть самосущность, первичная простота Божественной природы, именно эта Божественная природа — Отец, или просто "Бог", и является объектом обоживающего созерцания в будущем веке. И еще в другом месте[92] Ориген нам говорит, что "Бог — природа простая, не терпящая в Себе никакого добавления"; " всесторонне Единица и как бы Единство и Ум, Он — источник, в котором берет свое начало всякая разумная или духовная природа". "Простота божественной природы состоит как бы в одном единственном виде (species), в виде Божества".

Таким образом, мы удостоверились в том, что видение Бога в Его сущности заключено у Оригена в рамки интеллектуалистического учения, где видение означает знание (гносис), а знание в конечном счете равносильно созерцанию умопостижимых реальностей. Здесь мы уже далеки от эсхатологического видения св. Иринея, в котором превечный свет Отца проявляется в прославленном теле Сына, чтобы сообщить воскресшим людям нетленность вечной жизни, соучастие в жизни божественной. В александрийском богословии появляется новая тема — тема мистического созерцания. Но она еще слишком связана с интеллектуалистическим идеалом созерцания платоников.