Бой бес правил

— Успокойтесь, товарищ комиссар командир дивизии Адольф, — ласково попросила Анна, — Я сама их урезоню. Смирна-а! — гаркнула она. — Арестованного под руки принять! На гауптвахту сопроводить! И охранять до дальнейших распоряжений!

Лешие тряхнули башками, подхватили брыкающегося Карася и скрылись.

— Так какими же будут наши дальнейшие действия? — снова смягчив голос до медовой сладости, обратилась она ко мне.

Я вздохнул. Гонец, конечно, гонцом, но и с Барлогом нужно что-то решать. И с Витольдом. Если их вовремя не остановить, они нам еще устроят. Допустим, в битве победил Барлог. Сбрасываем со счетов надоедливого серафима и неторопливо занимаем город. Повязать перепившихся офицеров ничего не стоит, но что мы будем делать ночью, когда распаленный сражением демон снова выйдет патрулировать улицы? Или другой вариант: Витольд укокошил Барлога. И открывает на меня сезон охоты. Еще лучше. Нет, товарищи…

— Нет, товарищи, — сказал я. — Выступаем немедленно. Пока не выглянуло солнце и оборотни из боевой кавалерии не превратились в стайку безобидных граждан. Пока лешие, домовые и прочие воины не утратили боевой дух. Демон и серафим заняты друг другом, вот мы на них неожиданно и нападем. Если управимся к утру, тут же займемся оцеплением города и вылавливанием гонца.

— А если не управимся? — поинтересовался Огоньков.

Я осекся. Но Анна меня выручила.

— Управимся, конечно, — сказала она. — А вам, товарищ комиссар Огоньков, стыдно проявлять упадническое настроение!

— Я пытаюсь рассуждать разумно, — обиженно забубнил Огоньков, — Ну правда, что будет, если эти… прислужник буржуазии и феодальный мракобес… не слишком уж покалечили друг друга? А вдруг они помирятся? И сообща набросятся на нас.

Мы с Анной переглянулись и рассмеялись.

— Скорее оборотень станет вегетарианцем, — сказала Анна, — чем демон и серафим придут к согласию. Как это может быть непонятным?

Огоньков прокашлялся и молвил:

— Хорошо, товарищи. Не будем заниматься болтовней. Время дорого. В бой!

— Дивизия! — зычно крикнул я, вскакивая на пригорок. — Готовность номер один!

Вокруг меня загудело, закипело. И произнес я слова, которые давно хотел уже произнести:

— Пехота, в дубины! Кавалерия, начать перевоплощение в боевых волков! Артиллерия, готовь к бою булыжники — орудия пролетариата! Клыки, зубы и когти наголо! Дивизия борцов за свободу малых Темных народов — в атаку! Ура-а-а-а!..

ГЛАВА 4

Дзин-нь!

Странный какой-то, кристально-нездешний звук легонько полыхнул и растаял в воздухе. Будто кто-то серебряным молоточком тюкнул по блюдцу горного хрусталя. Этот звук я, наверное, пробуждаясь, вынес из какого-то сновидения…

Открыв глаза, я зевнул и сел на кровати. Ого, вот это называется вырубился. Когда же бой-то закончился? Не помню… И кто победил? Ну, судя по тому, что я жив и даже не ранен, победили мы.

Эта мысль была настолько приятна, что я глупо улыбнулся. Однако тут же посерьезнел. Почему же я самого боя не помню? Странный провал в памяти настораживал… И где я, собственно, нахожусь?

Я оглядел комнату. Комната как комната, ничего особенного: дверь, кровать с никелированными шариками на изголовных прутах, толстенная перина. На стене мирно тикают ходики, в открытое окно задувает переполненный горькой полынью вечерний теплый ветерок. Ничего особенного, конечно, только почему у меня такое ощущение, что эту комнату я первый раз в жизни вижу?

Спрыгнув с кровати, я пошарил по карманам. Куда подевалась родная пачка «Мальборо»? Нет никакой пачки. Есть только кисет с вышитыми инициалами «В. И.», наполненный крупно порубленным табаком. И костяная короткая, причудливо изогнутая трубка.

«Наверное, трофеи», — решил я, закуривая.

Тяжелый сизый дым поплыл по комнате, вытянул щупальца в окно…

— Проснулся! — долетел из окна бодрый голос Петра Карася. — Проснулся, соколик наш! Иго-го!

— Тьфу ты! — заругался я. — Опять наклюкался ординарец. Все еще представляет себя лошадью. Эти чертовы цистерны не национализировать надо было, а взорвать, к чертовой бабушке Наине Карповне! Ну сейчас ты у меня получишь, алкаш…

Я подлетел к окну и открыл уже рот, чтобы высказать Карасю все, что я о нем думаю, но тут… Мне пришлось схватиться за подоконник, иначе я просто свалился бы на чисто вымытый дощатый пол.

Петро Карась, нисколько не пьяный, дерюжной рукавицей чистил бока вороного скакуна. Коняга, взбрыкивая, фыркала, время от времени поднимала морду и коротко ржала.

— Не балу-уй… — ласково шлепал ее Петро по крупу. — Эк тебя… Упарилась бедная…

Он обернулся, белозубо осклабился, увидев меня, одернул гимнастерку (куда подевались его тельняшка и матросский бушлат?), звякнул шпорами так, что лязгнула о сапоги кавалерийская шашка, пристегнутая к широкому ремню, и проговорил:

— Здоров же ты спать, товарищ комдив!

— Д-доброе утро, — дико прохрипел я, оглядываясь.

— Утро… Какое же, туды ее, утро? Ночь скоро! Я сглотнул.

— Откуда у тебя… обмундирование?

— Как это — откуда? — вылупился Петро. — Оттуда, откуда и у тебя. Не выспался, что ли?