Бой бес правил

Ручищи разомкнулись. Я рухнул на пол уже полузадушенным. На этот раз у меня не было сил даже для того, чтобы отползти в сторону. А чудовищная Гельда вдруг издала звук неисправного водопроводного крана и громоподобно разрыдалась. Никогда не думал, что выражение «водопад чувств» следует понимать буквально. Слезы брызнули из ее глаз напором, которому позавидовал бы пожарный насос. Один из факелов (честное слово, я не шучу!), попав под струю, мало того что потух, но еще и несколько покосился набок. В перерывах между рыданиями она, топая ногами, извергала гневные тирады, общий смысл которых до меня дошел не сразу, но уж когда дошел, я сам чуть не разрыдался.

По словам Гельды выходило примерно следующее: герр Шульц есть я (в том смысле, что я — это герр Шульц), помимо этого, герр Шульц есть милый муж Гельды, поскольку они только что вернулись из церкви, где их перед лицом Бога и граждан Бранденбурга признали супружеской парой; а праздник по поводу бракосочетания есть прямо сейчас, что не есть хорошо, потому что я (он же герр Шульц, он же милый муж, он же несносный мальчишка) порвал торжественные одежды и впервые предстал "перед своей женой почти полностью обнаженным, то есть без панциря, наплечников, шлема с забралом и прочей бряцающей упряжи, а в одних штанах, куртке, сапогах и шляпе.

— Но Гельда все равно любить герр Шульц! — утерев слезы, сообщила Гельда. — Все равно будет поцеловать!

Клянусь, я сопротивлялся! Я пробовал возражать (попробуйте возразить мчащемуся на вас локомотиву), я даже пытался постыдно сбежать, но был пойман за шиворот, скручен и подвергнут зубодробительной процедуре, которая в здешних краях почему-то именовалась поцелуем. После всего этого я был нежно уложен на сундук, поскольку стоять уже не мог.

— Гельда принести своему милому мужу новую торжественную одежду, — услышал я. — И пока запирать двери, чтобы герр Шульц чего-нибудь не натворил. Будем праздник и танцевать! Шарманщик петь «Ах, мой милый Августин…», а мы — танцевать!

В качестве затравки развеселившаяся Гельда взмахнула фатой и станцевала что-то подобное канкану (с потолка осыпалась пыль и мелкие камешки). Я застонал и зажмурился, предчувствуя прощальный поцелуй, но поцелуя не последовало. Грохнула дверь, и заскрежетал замок. Я вскочил с сундука, метнулся к одной двери: заперто. К другой — заперто. Все, выхода нет. Попался! Где-то недалеко гудели стены и раздавались мощные удары, — видимо, счастливая влюбленная, спеша за новым комплектом рыцарских доспехов, приплясывала на ходу.

Нет, господа-товарищи, мы так не договаривались! Да я лучше выдержу сражение с вооруженным до зубов Легионом Черного Барона, чем меня еще раз поцелуют. Порвал торжественные одежды! Это металлические-то латы! В понимании этого мастодонта легко укладывается тот факт, что железо можно рвать, словно какую-то холстину… Вот это мощная баба! Вот это силища! При мысли о неминуемо предстоящей первой брачной ночи у меня окаменел хвост. Вряд ли я проживу дольше двух минут, после того как моя новая супруга решит зайти дальше обыкновенных лобызаний.

В недрах сундукачто-то брякнуло. Я откинул крышку. На дне сундука в плену расплющенных доспехов, как рак-отшельник в скорлупе, трепыхался человек. Из покосившейся прорези забрала испуганно моргали круглые бледно-голубенькие глазки.

— Герр Шульц… — жалобно представился пленник.

— Я уже догадался! Выпрыгивай оттуда скорее, уклонист! С минуты на минуту твоя супруга заявится!

— Герр Шу-ульц… — умоляюще протянул молодожен.

— Ничего себе! А я-то здесь при чем? Почему я за тебя отдуваться должен? Ты женился, ты и терпи! Вы, между прочим, обвенчались только что…

Слезы потекли по искореженному забралу:

— Герр Шульц есть рыцарь знатного рода! Но есть бедный! Герр Шульц хотеть приданое… Гельда есть графиня и получить в приданое полграфства… Но герр Шульц не хотеть умирать в расцвете лет… Герр Шульцу даже целого графства не надо! Герр Шульц есть раздумать жениться… Герр Шульц хотеть домой…

— Ага, понял теперь, чем грозит брак по расчету?

Тут я задумался. А чего мне, собственно, беспокоиться? Грянет шумная свадьба. Приглашены окрестные герры и, конечно, шарманщик Опельгерцхайзен в качестве свадебного оркестра. Если Филимон перекинул меня именно в этот временно-пространственный период, значит, до того момента, как серафим-мечник испортит гулянку тем, что злорадно напялит шарманщику на голову его многострадальный инструмент, ждать осталось совсем недолго. А уж отмазаться от брачной ночи… Что-нибудь придумаю. В конце концов, супружество — это ведь не только секс, правильно? А прежде всего — единение душ. И пример Шахерезады будет меня вдохновлять…

Так, а на данное время мне остается только бдеть в оба глаза и пресечь нападение. А лучшего способа попасть на вечеринку, чем в обличье одного из основных действующих лиц, и не придумать. Да я лишь намекну своей Гельде: мол, фас вот этого с крылышками — и от Витольда мокрое место останется. Вот и все. Шарманщик спасен.