Бои без правил

Подписав последний документ из ежедневной стопки бумаг, он велел секретарше распорядиться о машине. Затем еще раз проверил почту на ноутбуке, выключил его, уложил в специально для него купленную мягкую и прочную кожаную сумку, подхватил свободной рукой пальто и направился к выходу.

Рабочий день известного московского финансиста Бориса Раевского на этом не заканчивался. Наоборот, в офисе он проводил время, необходимое только для предварительно расписанных личных встреч, которые нужны были по большей части тем, кто их искал, либо же — кому Раевский их назначал. Более эффективной была работа вне офиса. Потому кирпичики его небольшой, но крепкой бизнес-империи закладывались за его пределами. В отдельных кабинетах небольших ресторанов, переговорных комнатах депутатских приемных, загородных резиденциях старых и новых партнеров. Или на международных форумах. Именно там финансисты — не только российские — чувствовали себя наиболее уютно и безопасно.

С утра в Москве стояла сырая, слякотная, вполне типичная для февраля погода. Туман, опустившийся на центральную часть города грязной, влажной дымкой, не оставлял никаких надежд на то, что сегодня передвижение по дорогам можно хоть как-то рассчитать. В обычные дни, не такие пасмурные, знаменитые, как оказалось в конце прошлого года, московские пробки имели хоть какую-то пропускную способность. Доки-водители знали наверняка, в какой временной промежуток нужно выехать, чтобы проскочить и застрять ненадолго. Не загрузнуть в пробках совсем для российской столицы уже невозможно. Это признал недавно даже глава государства. А сменивший, казалось, вечного Лужкова новый городской голова сначала пообещал президенту, москвичам и гостям города разобраться с пробками, но потом публично заявил: единственный выход — уменьшить количество машин, ибо расширить проезжую часть уже не получится, потому что тогда придется вообще отказаться от тротуаров, что само по себе абсурдно.

Когда же в Москве начинались снегопад, дождь, гололед или, как вот теперь, появлялся туман, часы пик становились бесконечными, превращаясь в один длинный безнадежный затор, преодолеть который можно было разве на метро или, как вариант, на вертолете. Оба варианта для московских автомобилистов, пусть даже таких обеспеченных, как Борис Раевский, не подходили категорически. Потому финансист в подобных случаях не особо засиживался в кабинете. Работать с тем же успехом можно было и на заднем сиденье «лексуса», который Раевский давно окрестил своим офисом на колесах.

До важной встречи на Юго-Западе оставалось чуть больше двух часов, и при хороших раскладах он добрался бы скорее. Однако сегодня финансист сделал вполне логичную поправку на туман и слякоть и, подходя к лифту, дал знать партнеру, что уже выдвигается, но заторы все-таки нужно учитывать. Услышав в ответ, что все в порядке и его ожидают, он сунул телефон в карман брюк. Пальто надевал уже в лифте, сумку с ноутбуком держал один из охранников, тот, который шел сзади. Второй, двигавшийся впереди, то и дело поправлял пуговку наушника в левой ушной раковине, докладывая кому-то невидимому о перемещениях шефа. У лифта, расположенного в конце коридора, дежурил еще один страж, в чьи обязанности входило также нажимать кнопку вызова подъемника. А внизу, в холле офисного центра, помимо охраны, обеспечивающей режим во всем здании, находились еще двое, охраняющие самого Раевского. Когда финансист, уже в пальто, вышел из кабины лифта, эта парочка стражников тут же ловко, быстро, профессионально, то есть незаметно для окружающих, обступила шефа так, чтобы тот оказался прикрытым с двух сторон. Тот, кто вышел из лифта первым, оказался во главе образовавшегося клина и контролировал фарватер, а четвертый охранник прикрывал тыл от возможного нападения. Для добрых молодцев, расположившихся в холле, в происходящем не было ничего необычного. Наоборот, не дожидаясь особого распоряжения, один из них нажал кнопку, разблокировав стеклянные половинки парадного входа, и Раевский с эскортом проследовал на улицу, к поданному точно в указанное время «лексусу» с тонированными стеклами.

Меры предосторожности только для непосвященных выглядели паранойей.

С конца прошлого года Раевского пытались убить трижды, причем последний раз — всего две недели назад, прямо здесь, у входа в офисный центр. Правда, всякий раз попытки выглядели скорее акцией устрашения, чем реальным намерением отправить господина финансиста на тот свет. Понимая, что однажды тем, кто не может с ним договориться, надоест пугать и они откроют огонь на поражение, Раевский решил ускорить события и как можно быстрее, пусть даже не на идеальных для себя, хотя все равно выгодных условиях, завершить переговоры и получить тендер на строительство многоуровневого паркинга. Это как раз то направление, которое московские власти считают приоритетным в развитии инфраструктуры десятимиллионного города. Значит, инвестировать в такие объекты тем выгоднее, что в них, как в бездонном колодце, вполне вероятно — без особого риска быть пойманным — утопить немалое количество денежных средств.

Разумеется, за возможность получить тендер началась самая настоящая война взяток. Сначала ситуацию осложняло то обстоятельство, что шансом практически бесконтрольно отмывать деньги на строительстве государственного значения заинтересовались сразу три крупные преступные группы, одна из которых уходила корнями через Южный Федеральный округ в Чечню. Но вскоре оказалось, что именно благодаря интересу крупных акул мелкая рыбешка благоразумно расплывалась, и теперь под ногами путалось очень мало лишних игроков. Потом «чеченцев» подвинули, воспользовавшись тем, что родственник одного из заинтересованных лиц проживал в Хасавюртском районе Дагестана, как раз там, откуда родом террористка, устроившая взрыв на станции «Парк культуры». Понимая, что при желании им могут пришить соучастие, кавказцы, для порядка поартачившись, все же отступили. И сейчас, после более чем полугода упорных боев, Борис Раевский знал, насколько крепки его позиции. Ведь в результате многоходовых комбинаций он заручился мощным лобби крупного государственного чиновника, стоявшего за одной из групп.

Конкуренты, более откровенные и наглые бандиты, видели только один способ выиграть — чиновники должны договориться между собой на более высоком уровне. Для этого лоббист противника должен получить некую сумму, после чего уступить место коллеге. И при таком раскладе Раевский вылетает из схемы автоматически. Правда, возможен другой, более простой вариант: отступное берет сам финансист и не участвует в тендере, в перспективе получая другой, не менее выгодный способ вкладывания денег. Но в таком случае Раевский подставляет своего лоббиста, который остается с носом, и в лучшем случае просто разочаровывает и теряет влиятельного партнера в Думе, в худшем — наживает врага, что для финансиста нежелательно. Зная, что политикам между собой договориться все-таки проще, Раевский решил ускорить события, чтобы в результате скрепленные официальными подписями договоренности обратной силы не имели.

Как только это случится, необходимость убивать Бориса Раевского и радикальным способом вывести его из игры отпадет. Ведь в таком случае это будет всего лишь устранение физического лица, тендер останется за его финансовой группой, и тогда уж его точно никто из рук не выпустит: слишком явно просматривается заказчик, слишком многих придется задействовать для прикрытия. А значит, слишком многих партнеров подставлять.

Потому господин Раевский и не поддался на угрозы. Ему удалось продержаться, и сейчас, выдвигаясь в сторону Юго-Запада, он готовился праздновать победу. Последние препятствия, мешающие получить желанный тендер, устранены, через два часа все окончательно произойдет, и уже завтра с утра эта информация, как не очень значительная, пройдет одной бегущей строчкой в выпусках новостей и будет продублирована деловым сегментом Интернета.

Всего одна строчка, на которую народ, жаждущий новостей погорячее, не обратит внимания. Информация заинтересует всего несколько десятков человек и будет означать этакий локальный акт о безоговорочной капитуляции конкурентов Бориса Раевского…

Усевшись, как обычно, сзади, финансист с удовольствием откинулся на мягкую спинку сиденья и на несколько секунд прикрыл глаза. Водитель, знакомым жестом поправив козырек кепки, которую он все время надвигал на глаза, не задавая вопросов, завел мотор. Машина Раевского тронулась, и ему даже не надо было оглядываться, чтобы лишний раз убедиться: автомобиль, в который загрузились охранники, двинулся за ним, держась так, чтобы между его «лексусом» и машиной сопровождения никто посторонний не смог вклиниться. То же самое происходило впереди — там никого не пропускал между своим бампером и капотом «лексуса» еще один джип. Борис Раевский поймал себя на том, что уже привык к усиленной охране и после того, как все закончится, вряд ли захочет снова перевести своих церберов в обычный режим работы.

В конце концов, так солиднее, решил он.

Обычно Сергей, его водитель, старался по возможности объезжать наиболее проблемные московские улицы, даже иногда позволяя себе проскакивать по тротуарам или ехать по встречной. Но сегодня «лексус» следовал за головной машиной на скорости, которая с приближением кольцевой дороги все больше становилась похожей на черепашью. Раевский не комментировал происходящее, он вообще решил не говорить Сергею под руку. Он уже знал, что туман и муторный дождь с утра практически остановили транспортный поток в мегаполисе. Без того сложную ситуацию на дорогах усугубляли мелкие аварии, количество которых по всей Москве уже к обеду возросло до полутысячи — своеобразный рекорд сезона, как радостно прокомментировал какой-то диджей в прямом эфире, не дождавшись заявленного еще часом раньше гостя — рок-музыканта Олега Скрипки из Киева. К тому же из-за тумана и без того ранние февральские сумерки сегодня вообще начали сгущаться в начале четвертого.

Фактически из офисного центра Борис Раевский шагнул в самый настоящий серый полумрак.

Когда «лексус» со скоростью не больше десяти километров в час таки продвинулся к Ленинградскому шоссе, за окном стало уже совсем темно или, как определил про себя финансист, темно-серо. Ощущение движения во тьме усиливали тонированные стекла машины и проблески габаритных огней снаружи, которые, обладая некоторой долей воображения, можно было принять за иллюминированную дорожку. Тем не менее все вокруг пусть медленно, но все же двигалось, и это давало Раевскому некоторую надежду.

— Прорвемся, Сережа, как думаешь?

Финансист обратился к водителю только для того, чтобы не молчать, — вопрос был явно риторический, без ответа на него вполне можно было обойтись, что Раевский и сделал: расстегнул сумку, достал ноутбук, расположил его на коленях и включил. Он рассчитывал, что аккумулятора хватит как раз на два часа и за это время они обязательно выберутся на более маневренное пространство, ведь его водитель получал довольно высокую зарплату еще и за умение ориентироваться в московских заторах. Даже с поправкой на туман и движущийся впереди джип с охраной Сергей должен был отыскать тропинку, которая выведет из пробки, и в такой ситуации он имел право не согласовывать свои действия с головной машиной — просто сворачивать, выруливать, перестраиваться. А уже потом машины сопровождения займут предусмотренный правилами охраны порядок.

Со своего места Борис Раевский мог видеть только край кепки водителя — бо́льшую часть лица закрывала высокая спинка сиденья. Особо не всматриваясь, давно привыкнув к кепкам Сергея, финансист погрузился в содержание документа, который как раз открылся на мониторе. Но так продолжалось недолго — вдруг Раевский ощутил что-то для себя непривычное, то, чего раньше не ощущал никогда. Он отвел глаза от документа, посмотрел в туманную темноту за окном, убедился, что машина снова встала, не увидел в этом обстоятельстве ничего странного, перевел взгляд в сторону лобового стекла, констатируя: впереди то же самое.

Потом встретился взглядом с водителем.

И понял, что стало причиной непривычных ощущений: водитель смотрел не на дорогу, а на пассажира. Смотрел внимательно, словно разглядывал, убрав руки с руля, повернувшись назад всем корпусом. Но главное — из-под козырька кепки на Бориса Раевского смотрел не Сергей, не его водитель. Те же пижонские усики, та же замшевая куртка, даже кепка с вернувшимся не так давно в моду маленьким полукруглым козырьком — человек не тот. Финансист Раевский никогда раньше не встречался с ним и, когда, повинуясь велению некоего внутреннего голоса, опустил глаза ниже и увидел глушитель на наставленном револьверном стволе, понял: этот незнакомец — последний человек, которого ему суждено увидеть перед смертью.

— Кто… — хрипло выдавил из себя Раевский, машинально вжимаясь в мягкую спинку и даже пытаясь защититься, выставив перед собой ноутбук. — Кто… Как… Не…

Вместо ответа один за другим хлопнули три выстрела.

Сначала убийца выстрелил в голову. Вторую пулю послал в грудь. Третья разбила монитор сползшего с колен жертвы ноутбука — в него убийца выстрелил больше из озорства, чем из желания повредить компьютер, уничтожив тем самым некую важную информацию. Из этого следствие сделает однозначный вывод, ибо ничего секретного и значительного в памяти ноутбука финансист не хранил.

Не найдут отпечатков пальцев — убийца, перед тем как выйти из машины, неторопливо, понимая, что в заторе движение возобновится не скоро, протер все, за что держался руками. Не будет и свидетелей, которые смогут описать мужчину в куртке и кепке, выбравшегося из салона «лексуса» в туманный и дождливый московский вечер, проскользнувшего между стоящих на шоссе автомобилей и нырнувшего в ближайший подземный переход. Охранники из машины, двигавшейся за «лексусом», не сразу разобрались, что произошло: зафиксировали движение, увидели нечеткую фигуру водителя в тумане, коротко обсудили, для чего это Сереге приспичило покидать машину, и только потом решили проверить, все ли в порядке с шефом.

Из-за глухого затора милицейская машина долго не могла подъехать, и опергруппа добиралась на место происшествия пешком, а ГАИ усугубила сложную ситуацию на шоссе, перекрыв и без того слабенькое движение.

Водитель Сергей Смыслов лежал в багажнике «лексуса». Без сознания, с разбитой головой, в наручниках, но живой.