Бои без правил

Их было трое. Старшего называли Греком, и позднее, когда родственники Бакинца каким-то образом узнали результаты вскрытия, стала понятна причина его неадекватного поведения: наркотики. Грек вообще не хотел ничего слушать, сдерживался с трудом, в конце концов стал оскорблять Тофика, сыпать угрозами в адрес его сестры, а затем вытащил пистолет и кинулся на должника. Если бы Антон не оценил Грека и не поверил, что он обязательно выполнит угрозу, а значит, девушка окажется в реальной опасности, он много раз подумал бы, прежде чем вступать в драку. Но в тот момент голос разума умолк, Антон кинулся наперерез, легко обезоружил Грека и принял боевую стойку. Тот рассвирепел еще больше, а его приятели, учуяв забаву, не остановили своего старшего, а наоборот, сделали что-то вроде импровизированного круга и принялись подначивать и подбадривать Грека. Тот скинул кожаную куртку, тоже принял стойку — оказалось, знал карате и умел двигаться не хуже Антона.

Все происходило за городом, на пустыре. На вопрос, откуда в земле оказался штырь, на который Грек упал виском, сбитый с ног крюком противника, так никто никогда и не ответил.

Смерть была мгновенной.

Через несколько дней Антон Штерн узнал две новости. Хорошая — милиция дело возбудила, но старается не особо. Если копнуть глубже, всплывут связи самих правоохранителей с Греком и группой, стоявшей за ним. К тому же со смертью Грека закроется сразу несколько уголовных дел, в которых он фигурировал. Так что выгоднее списать его смерть на несчастный случай. Да и тот факт, что он принимал наркотики, работал на пользу версии: одним уголовником и наркоманом меньше, у них всех судьба такая. Плохая новость — когда все уляжется, за Грека будут мстить.

Не Тофику Бакинцу — Антону Штерну, его убийце.

Оставаться не только в Одессе, но и в стране теперь становилось небезопасно. Конечно же, родителям Антон ничего не сказал. Кроме того, что вдруг обрел веру и не хочет служить в армии по религиозным убеждениям. Значит, эмигрировать может вся семья, воинская служба сына — не препятствие.

Поначалу официальные советские органы воспротивились такому положению вещей. Но Штерн-старший сработал на удивление лихо: подключились американские баптистские организации, начались разговоры о притеснении демократии и преследовании людей во время перестройки за их религиозные убеждения, и проще было быстро отпустить Штернов на все четыре стороны, чем оправдываться, почему этого делать нельзя. Машина завертелась, и уже летом 1990 года Антон вместе со всеми оказался в Берлине, оттуда почти сразу на самолете перелетел в США, и вскоре они поселились недалеко от Портсмута, штат Вирджиния.

Здесь Антон долго задерживаться не собирался. Ведь между смертью Грека и его эмиграцией случилось еще кое-что.

С ним встретился отец Тофика Бакинца, которого все звали дядя Арно. Он сказал, что уже все знает. Его сын, конечно, еще очень молодой и не очень ответственный парень. Пока все не уляжется окончательно, они отошлют Тофика из города. Но он, Антон, не просто победил в драке. Он вступился за семью Бакаева, за жизнь его сына и, что очень важно, честь его дочери. Он одним хорошим ударом решил многие проблемы не только семьи Бакаевых — этот шакал Грек доставлял неприятности другим уважаемым людям. Такое дело дорогого стоит.

Вот так Антон впервые получил деньги за убийство человека.

Перед самым отъездом он поменял рубли на валюту. С переездом в Америку у него оказались свои личные три тысячи долларов.

И останавливаться на достигнутом Антон не собирался.

Да, все шло хорошо…

Пока черт не дернул его, Хантера, взять заказ и прилететь в Москву, а оттуда — в Киев… 

2

— Хижняк?

— Ну…

— Логинов!

Новый знакомый, встретивший Виктора в московском аэропорту Внуково, пожал ему руку коротко и крепко, так, словно стиснул и разжал кистевой эспандер. Некоторое время мужчины изучающе рассматривали друг друга, потом Логинов кивнул в сторону выхода из терминала:

— Пошли. Да, кстати, предлагаю сразу на «ты». Я — Николай.

— Ага, так лучше, — согласился Хижняк. — Посылать удобнее.

— В смысле? — Логинов остановился, повернувшись всем корпусом. — Что значит «посылать»?

— «Пошел ты, Коля» всегда проще, чем «идите вы», — без тени улыбки пояснил Хижняк.

— Эва! — крякнул Николай, явно не ожидая такого поворота. — Только познакомились — и ты уже посылаешь?

— Превентивно. Чтоб вы тут были готовы.

— Эва! — повторил Логинов. — Да, что-то такое про тебя этот ваш Неверов говорил.

— Ты его меньше слушай. Я еще хуже.

— Понятно. Считай, познакомились.

К машине они шли молча. Усевшись за руль, Логинов кивнул Хижняку на заднее сиденье.

— Там папочка. Подборка по Хантеру. Полистай, с собой брать нельзя.

— Мне дома кое-какой материальчик подсобрали.

— Ну, все равно полистай. Может, тебе не нашли чего. Типус интересный.

Пожав плечами, Виктор кинул назад рюкзак, заменивший ему в этой поездке дорожную сумку, уселся поудобнее, взял картонную папку. Распечатки были аккуратно скреплены степлером. Он пролистал страницы, выборочно пробежал глазами.

— Не хочу тебя обидеть, Коля, только вы зря старались.