Бои без правил

– О-О-О-О! А-А-А-А! УА-А-О-О! – слышалось оттуда. Затем он вышел и, встав перед костром, где расположилась Ганга, запел. Ганга изумленно посмотрела на снежного эльфара. Такого она от него не ожидала. Эльфар действительно обладал музыкальным магическим талантом. Его пение завораживало, и все вокруг замирало. Замерли верблюды, погонщики, воины и дворф. Он закрыл глаза, и на его бородатом лице гуляла блаженная улыбка. У границы их стоянки остановились два дракона и замерли, как статуи. Он пел о родине, о матери и об утраченных надеждах. Да так проникновенно, что Ганга не выдержала и прослезилась. Ей вспомнились ее будни в орочьем стойбище. Рано ушедшая за край мать, отец, который в ней души не чаял и тоже умер, сломав себе шею. Дед, который любил ее, но был строг. Воспоминания всколыхнули все ее зачерствелые чувства, и она, прикусив губу, с мольбой обратилась к своему суженому:

– Ирри, родной! Услышь меня. Я жива… Не бойся за меня… Все будет хорошо, родной…

И он откликнулся:

– Я тут, родная, я слышу тебя. Мы ищем тебя… жди. Ничего не бойся…

– Ганга, сестра моя. И я тебя слышу! Что с тобой? Где ты? – это ответила ей Ильридана. – Я приду тебе на помощь…

Пение закончилось, и голоса исчезли. На стоянке установилась небывалая тишина. Даже ветер стих и затаился в листьях деревьев. Постепенно все стали отходить. К эльфару подошел Лу Мин и положил у его ног золотую монету. Он вытер глаза и тихо произнес:

– Спасибо, бледнолицый, ты помог мне вспомнить Родину, – и отвернулся, вытирая слезы на глазах. За ним подошел чернокожий Ремсурат и тоже положил у ног эльфара золотую монету.

– Ты пел божественно, – произнес он и похлопал его по плечу. Следом потянулись остальные. Горка монет у удивленного снежного эльфара росла. Купец положил два золотых и неопределенно покачал головой. Ничего не сказал и ушел в темноту.

Все уснули умиротворенные, кроме часовых, что вздрагивали от любого шума.

Рассвет принес с собой теплые лучи светила, пение птиц и… фримданов. Их стоянку плотным кольцом окружили всадники на лошадях, и их было много, несколько сотен. Они не нападали, а стояли молча, окружив лагерь.

– Приехали! – зло проговорил Ремсурат и стал оглядывать ряды всадников.

Коротышка был прав. Их у Оазиса ждали пустынные разбойники. Он оказался провидцем.

Рядом с всадником, который держал бунчук племени, поднялась рука с веткой.

Ремсурат обернулся к хмурому купцу.

– На переговоры зовут, – проговорил он. Тяжко вздохнул и направился к своему дракону, сел и выехал навстречу к тому, кто держал ветвь.

Он ехал не спеша, обдумывая, что понадобилось столь большому войску фримданов здесь, у Оазиса. Это была мирная территория, и закон пустыни не разрешал нападать на путников, иначе судьба не будет благосклонна к нарушителю правоверных традиций.

Он подъехал ближе и остановился в пяти метрах от переговорщика. Натянул поводья и, ни слова не говоря, посмотрел на седого жилистого фримдана с ветвью.

Тот тоже выдержал паузу, разглядывая чернокожего. Затем произнес:

– Ты с юга, воин, из полосы влажных лесов, и знаешь наши законы. Я Эрмискар, хубаб племени Шаалво. Мы хотим забрать воительницу альмар и бледнолицего певца души. Вы же можете следовать дальше.

– Я Ремсурат, начальник охраны каравана. Я передам ваши требования, хубаб саи Эрмискар. Альмар и певец не принадлежат каравану, они пристали в дороге. Мы за них не отвечаем.

«Хубаб – вождь. Альмар – женщина».

– Я услышал тебя, черный, – презрительно скривился пустынник. – Альмар сражалась за вас. Иди и передай наши требования тому, кому они предназначаются. – Он бросил ветвь на песок.

Ремсурат плотно поджал губы. Ему было стыдно. Его признали недостойным. Он отказался от вампира, а она действительно сражалась за караван. Он молча натянул поводья, уводя дракона направо, и поехал в сторону каравана.

«А что я мог сделать? – уговаривал он сам себя. – Что мы могли сделать с таким войском? Сгинуть в песках, как другие?»

– Они требуют выдать им вампира и певца, – сообщил он купцу. Тот обернулся к Ганге и позвал ее, помахав рукой.

– Уважаемая Ганга, тут такое дело… – начал он спокойно и огорченно. – Фримданы требуют вашей выдачи и еще этого бледнолицего певца. Мы не можем с ними сражаться и не можем вас выдать. Может, у вас есть какой совет?

Ганга оглядела волнистую линию воинов пустыни. Несколько десятков стражников для них на один зуб. Их уничтожат в первые минуты боя. Что так ее возьмут в плен, что эдак.

«А купец молодец, не струсил, – подумала Ганга. – Готов сражаться, а не выдать».

– Я сама к ним пойду, – произнесла она. – Спасибо, саи Рахим, что не выдали меня. Но за меня умирать не надо. Я не привыкла прятаться за чужими спинами. Мира вам и спокойной дороги, – напутствовала она купца поговоркой орков и направилась к своему костру.

Ей в спину тихо с облегчением выпустил воздух из груди Ремсурат.

– Обошлось, – произнес он. Купец глянул на него, но ничего не сказал.

Ганга подошла к костру.