Бои местного значения

Шестаков тоже вгляделся. Нет, на его взгляд, подделка вообще неразличима. А узнать его да почти и невозможно. Сравнил этот снимок с тем, что был в его наркомовском удостоверении. Если и будет у розыскников фотография, переснятая с хранящегося в канцелярии Совнаркома, или где там еще, личного дела, так ничем она им не поможет. Особенно, конечно, менял его внешность шрам.

А уже когда уходили они из дома, в сенях его вдруг остановила Зоя, уже попрощавшись:

— А ты ко мне вернешься, Гриша, или насовсем?

— Да о чем ты? — не понял, даже испугался Шестаков.

— О том. Слишком ты стал непонятным для меня, чужим даже. И всего за четыре дня. Еще через неделю что будет? Но ты все же вернись, хоть ненадолго. Ребятам же не объяснишь.

Ему вдруг стало и горько, и страшно, но что ответить жене, он не знал. Махнул рукой как-то растерянно: «Ну ты совсем говоришь что-то несусветное, Зоя, куда же мне без тебя?» — еще раз неловко зацепил губами ее щеку и выскочил наружу торопливее, чем следовало бы.

Глава 20

Леди Спенсер, закончив разговор с Лихаревым, перешла в зал, примыкающий к ее рабочему кабинету. Предусмотрительно разожженный лакеем камин и исходящее от него живое тепло настраивали на романтический лад, особенно когда погода за окнами отвратительная, почти ураганный ветер завывает в печных трубах. Летящие, похоже, прямо с Северного полюса снеговые заряды залепляют оконные стекла рыхлой коркой, а через час она смывается струями холодного, злого дождя. А потом снова. Не позавидуешь оказавшимся сейчас вблизи берега морякам.

Но, как писал античный поэт: «Сладко, когда на просторах морских разгуляются ветры, с твердой земли наблюдать за бедою, постигшей другого».

На сервировочном столике ее ждала бутылка розового джина, хинная вода, соленые орешки кешью, коробка тонких ароматических сигарет.

Сильвия любила все эти маленькие радости жизни, закономерно вытекающие из ее положения. После Первой мировой войны нравы стали куда свободнее, и если раньше дама из общества должна была соблюдать массу глупых условностей, начиная от обязательного ношения корсета, то теперь с этим покончено.

Сделав маленький глоток своего любимого напитка, Сильвия погрузилась в размышления. То, что она оборвала Валентина, — правильно. Незачем рядовым клеркам задумываться о большой политике. Однако в главном он прав. Не только его небольшие, но неоспоримые прерогативы нарушены, но и ее — на Земле почти безграничные.

Неужели вправду там, на Главной базе, не поставив ее в известность, кто-то начал самостоятельную операцию?

Причем, очевидно, серьезную, раз объектом воздействия стал высокопоставленный функционер одной из важнейших держав мира. Если так — это прецедент. Неприятный.

Версию координатора она приняла сразу. Трудно допустить, что два важных, а главное — столь неординарных события совпали почти до минут совершенно случайно.

Что же из этого вытекает? Ей перестали доверять или это общая смена курса? И то и другое ее равно не устраивало. В любом случае делать вид, что ничего не происходит, глупо. Куда правильнее самой сделать первый шаг. Связаться с Таорэрой и прямо задать вопрос. Пусть видят — она полностью контролирует ситуацию, ничто не проходит мимо ее внимания. Ее это не касается — пусть так. Но ведь существует опасность, понятная даже Лихареву, пусть вероятность ее исчезающе мала.

Что, если матрица на самом деле принадлежит совсем другим? Не агграм? Тогда это ловушка!

При этой мысли ей стало зябко. Не от страха, от чувства прикосновения к явлениям совсем иных порядков.

По должности ей полагалось знать, что, кроме них, облаченных в человеческие тела посланцев великой аггрианской цивилизации (на самом деле она называлась иначе, этот термин взят из другого языка и другого контекста, но раз он уже стал общеупотребительным, то пусть и остается), на Земле присутствуют агенты так называемого Союза Ста миров.

Они ведут здесь свою игру, руководствуясь десятки веков назад сформулированными правилами, своего рода «Гаагской конвенцией» Галактической войны. Войны, цели и перспективы которой рядовым бойцам знать как бы и ни к чему.

Один из земных военных философов неплохо сформулировал: «Доблесть солдата не в рассуждении, а в повиновении. Твой враг избран не тобой, а для тебя. И нельзя отказаться от задачи под предлогом того, что она невыполнима. Как ты можешь рассуждать об этом, пока не сделал все, чтобы ее выполнить?»

До сего момента Сильвии не приходилось напрямую сталкиваться ни с одним из форзейлей. Она могла лишь пытаться угадать, кто из политиков мирового уровня (или приближенных к ним «людей») исполняет на Земле функцию, аналогичную ее миссии. Но была уверена, что такая фигура есть и в случае крайней необходимости возможно с ней вступить в контакт.

Только причина должна быть уж очень веской.

Так как же ей поступить, если этот ее коллега-враг прибег к столь нестандартной мере, как использование в своих целях им, агграм, принадлежащей техники? Потому, что не имеется своей, или в целях введения противника в заблуждение?