Бои местного значения

У меня возникло предположение о причинах неисправности пулемета. Его надо было проверить.

— Когда пулемет перестал работать? — спросил я пулеметчика.

— Утром разорвалась неподалеку мина, напарник сразу свалился. Что-то заело после этого…

— До этого все было нормально?

— Стрелял…

— Вмятина. Вмятина от осколка, видишь? Она почти незаметна, но препятствует свободному опусканию замка, — высказал я свои предположения Петру. Он согласился. Для проверки мы опять разобрали пулемет и проверили линейкой место, где предполагали вмятину. Она сразу обнаружилась, как только приложили линейку к гладкой поверхности, в том месте, где перемещался замок.

Уже в темноте я пошел к командиру роты и доложил, что пулемет исправить невозможно. Его надо заменить.

— Я так и знал, — сказал он недовольным тоном. — Не отпущу, пока не исправите. Докладывайте командиру полка. Делайте, что хотите, но пулемет должен стрелять как пулемет, а не как винтовка.

Он подозревал нас в неопытности. Скептически относился к нашему мастерству, не зная, что нами возвращено в строй много ручных и станковых пулеметов, подобранных на поле боя, с самыми замысловатыми неисправностями.

— Ну, если вы не доверяете нам, звоните командиру полка и докладывайте, что мы не в состоянии в окопе отремонтировать пулемет с таким дефектом. Его на завод надо, а вы хотите в окопе.

— Сами звоните. Вы не можете исправить, вы и докладывайте.

Я пошел за баню в окоп и оттуда позвонил начальнику штаба полка. Объяснил, почему не работает пулемет, и сказал, что его надо заменить. Другого выхода нет. Начальник штаба согласился с заменой, приказав это сделать до утра. Я опять позвонил в штаб и попросил передать об этом Кравчуку. Сами мы решили с Петром остаться в окопе до тех пор, пока не принесут пулемет для замены. Доложили об этом командиру роты. Он одобрил наше решение. Ночью мы отнесли неисправный пулемет за баню и там оставили его в воронке, а сами вернулись в окоп. Связной командира роты вооружил нас на ночь еще одним автоматом.

Прохладная темная ночь насквозь простреливалась трассирующими пулями из-за речки. У меня мерзла спина, хотелось как-то согреться, но узкий окоп позволял только топтаться на месте. С противоположной стороны речки то и дело взлетали ослепительные ракеты. При их свете и в темноте я всматривался до боли в глазах в речку, нейтральное поле, прислушивался к каждому шороху, стрелял из автомата короткими очередями в непроглядную темь. Веселее становилось на душе, когда кто-то из наших стрелков поддерживал меня винтовочными выстрелами. Значит, там тоже не спят.

Петр сидел на дне окопа, у моих ног, прислонившись спиной к стенке. Его, как видно, одолевал сон. За ним согнулся в три погибели пулеметчик. Я на него посматривал при свете ракет и видел, что он не спал, хотя мы договорились с Петром нести караул вдвоем, чтобы он отдохнул. Не мог он, видимо, уснуть сразу после похорон, а может, его тревожили какие-то другие думы, боровшиеся со сном. У меня тоже не выходили из головы похороны.

— Помогите мне, хлопцы, — обратился он к нам, когда стемнело. Пулеметчик разостлал плащ-палатку. Мы положили на нее убитого. Потом он спрыгнул в узкую щель и помог нам с Петром опустить тело на дно окопа. Там он положил под голову напарника его вещмешок со всем содержимым, прикрыл лицо пилоткой и завернул края плащ-палатки. Мы подали ему руки, и он вылез из окопа. Бросить первыми землю мы не решались — ждали, что он скажет. А он упорно молчал. Молча взял из моих рук лопату и с каким-то злобным усердием принялся засыпать могилу. Слышно было, как сухие комки с шорохом посыпались на плащ-палатку.

— Дай, батя, лопату, — сказал я ему.

Он так же молча отдал ее мне, а сам ушел в темноту, и его не видно было, пока мы с Петром засыпали могилу, без слов, без слез и музыки. И больше вслух не вспоминали о похоронах. Мысли наши были заняты пулеметом, который должен быть в роте и установлен рядом с могилой. Едва заметный холмик ее я видел справа от нашего окопа при вспышке ракеты, заливавшей прилегающий луг, траву, кусты тем неестественным мертвым светом, которым было окрашено совсем недавно лицо только что похороненного пулеметчика. Оно вставало передо мной каждый раз, пока висела ракета, и от этого видения я никак не мог избавиться. Как только искры касались густых зарослей осоки у реки, наступала кромешная темнота. Все исчезало.

Меня сменил Петр. Я занял его место, прислонившись спиной к нагретой им стенке. На рассвете, когда только начало вокруг сереть, меня разбудил Петр.

— Над речкой густой туман, — показывал он мне, хотя еще трудно было различить его в серой утренней мгле. — Успеем обернуться.

Пулеметчик занял место в окопе, а мы, взвалив за баней на себя части подбитого пулемета, отправились в тыл.

— Куда собрались? — спросил командир роты.

— Пока туман, принесем пулемет.

— Если будете так нести, как ваш начальник, то не дождаться мне вас.

— Может, заблудились в темноте? — сказал Петр.

— Ладно, идите, только с условием: одна нога там — другая здесь. Иначе командиру полка доложу.