Бои местного значения

Из первого батальона доложили, что один из присланных штабом офицеров возглавил атаку, но был ранен и отправлен в госпиталь. Третья рота прочно удерживала немецкую траншею. Это сообщение комбата подтвердил солдат, принесший штык от немецкой винтовки и документы убитого немецкого офицера. Командир полка немедленно доложил о доставленных доказательствах командиру дивизии. Сомнений не было — третья рота вела бой в немецких траншеях.

— Комдив наградил командира третьей роты орденом Красной Звезды, — объявил командир полка и сразу же связался с комбатом, приказав ему немедленно передать об этом командиру роты и всему батальону, но командир роты был ранен. Его уже эвакуировали в медсанбат.

— Хороший был командир роты, — сказал начальник штаба. — Я его сразу узнал.

Солдат стоял посередине блиндажа с карабином. Он чувствовал себя не совсем уверенно. На вопросы начальника штаба отвечал односложно и невнятно. Там, в окопах, в огненном аду, он знал свое дело и свое место и не робел, удерживая кусочек вражеской траншеи с таким упорством, что никакая сила не могла его оттуда выбить, пока он жив. Оказавшись в блиндаже, в крепости, в глубоком для него тылу, в пятистах метрах от того места, где все было изрыто и перепахано с единственной целью — уничтожить все живое, в том числе и его, терялся перед высоким начальством. Начальник штаба, однако, продолжал расспрашивать солдата о подробностях боя и обстановке, но безуспешно. Солдат не мог сообщить всего, что требовалось для оценки положения и принятия решения.

— Товарищ майор, — обратился я к начальнику штаба, улучив паузу. — Я возвращаюсь в полк. Что передать командованию полка?

Солдат облегченно вздохнул, а начальник штаба посмотрел в мою сторону с некоторым удивлением, словно видел меня впервые. Я держался подальше от стола, заставленного телефонами, чтобы не мешать работе. На лице майора было написано что-то вроде: откуда такой появился?

— Передайте, что успеха не имеем. Задачу не выполнили, — неохотно проронил начальник штаба.

Переводчик внимательно изучал офицерскую книжку, принесенную солдатом из немецкой траншеи.

— Ну, что там нашел? — торопил его командир полка. Сам он тоже заглядывал в книжку и хотел помочь переводчику, но его рябоватое лицо не выражало никакого волнения.

— Служил в ветеринарной роте или команде, — объявил переводчик.

Это сообщение вызвало оживление в блиндаже.

— Вот это да, — кто-то присвистнул. — Не могли разбить ветеринарный лазарет! Узнает комдив, что перед нами лазарет, пощады не жди.

— Кто тебе дал эту книжку? — спросил начальник штаба.

— Сам вытащил, товарищ майор, у убитого.

— Какой он из себя? — пытался уточнить кто-то.

— Ну, как вам сказать, такой белобрысый… Лежал на снегу…

— Хорошо. Иди, — сказал командир полка. — Передай всем, что ваш командир роты награжден орденом.

— Передам.

Вместе с солдатом я вышел из землянки и направился в третью роту. Решил посмотреть на месте обстановку, иначе мне нечего было докладывать своему начальнику штаба о положении дел у соседа. Я шел за солдатом по протоптанной узкой дорожке, которая едва угадывалась среди воронок и почерневшего снега. Нам пришлось перелезать через множество вывороченных с корнями деревьев, залегать, пережидая огневые налеты. Мы шли по коридору, который все время обрабатывался вражеской артиллерией и минометами. Огонь по временам был настолько плотным, что никакой паузы для перебежки не оставлял. Значит, наша артподготовка не подавила огневые точки противника, значит, не все они были выявлены, а система обороны немцев на участке прорыва толком изучена не была, и еще много «значит» напрашивалось на язык, пока я лежал у огромного корня поваленной сосны. Надо было выбираться из-под огня.

— Вперед, — сказал я больше сам себе, чем солдату.

Он упал около меня, когда я уже перевел дух и готовился к следующему прыжку. Но я не знал места расположения третьей роты, поэтому все время поджидал солдата. Лежали мы с ним на бывшем нейтральном поле, которое он тоже с трудом узнавал.

Далее пришлось пробираться ползком. Обнаружить нас было не так-то просто: на чернеющем от воронок поле было много убитых. Со всех сторон это поле беспрерывно поливалось огнем пулеметов и автоматов. Трассирующие пули неслись низко над землей. Наконец я одолел еще одну воронку и свалился на дно обвалившейся неглубокой траншеи прямо к ногам лейтенанта в основательно разорванном, измазанном полушубке. Он взглянул на меня и спросил:

— Пополнение?

Я объяснил ему цель прихода и кто я такой. Солдат подтвердил.

— Смотри и запоминай, товарищ офицер связи, — сказал мне лейтенант. После ранения командира его назначили командовать ротой, в которой осталось меньше половины состава. — Под моей командой шестнадцать активных штыков. Он — семнадцатый, — указал лейтенант на солдата, который вернулся со мною.

— Будешь инспектировать? — не скрывая издевки, посмотрел на меня лейтенант.

Видно, он не понял все же, зачем я пришел.

— Нет, не буду.

— Тогда помоги набить диски. У меня что-то пальцы плохо слушаются.