Бои местного значения

Она закивала с готовностью и подошла поближе к настилу. Тесля вынул из моей кобуры пистолет, покрутил его в руке, раздумывая, что с ним делать, и положил мне под подушку.

Партизанка Ирина и Тесля ушли. Скудно дрожал фитилек коптилки в мрачном подвале. Около меня присела молодая женщина. Тяжелый гул близких разрывов врывался в подвал. Коля с испуганным лицом прижался к матери.

Мне становилось хуже. Как в густом тумане расплывались передо мною лица, качались кирпичные своды подвала, мигал огонек коптилки, подкатывала тошнота… Подвал стал наполняться бесчисленным множеством мутных огоньков. Они клубились огромным огненным шаром, который вдруг рассыпался в оглушительном взрыве.

Когда я очнулся, кто-то бережно вытирал мне влажным платком лицо и лоб, потом подобрал мою повисшую руку и оставил ее в своих ладонях. Меня вынесли из подвала и повезли куда-то на тряской повозке. Везли долго. По дороге я на какое-то время приходил в себя, а потом снова терял сознание.

…В госпитале дело быстро пошло на поправку. Но врачи не торопились с выпиской, что-то проверяли и брали анализы. Наконец пришел день, когда я распрощался со всеми, кто поставил меня на ноги, вскинул на спину вещмешок и отправился в городок, где меня контузило. Мне нестерпимо хотелось посмотреть на улицу и на дом, где был мой НП, — это чувство, наверное, знакомо многим, получившим ранение или контузию.

Километров пятнадцать мне пришлось идти пешком по проселочной дороге. И за эти долгие, как мне показалось, километры я встретил только одного пожилого мужчину, который шел туда же проведать свою больную сестру. Мимо уцелевших и разрушенных домов окраины, пустырей, заросших бурьяном, я вышел на перекресток, вблизи которого, по моим расчетам, должен был находиться дом с развороченной крышей.

Впереди от колонки с ведром воды отошла девушка. Я быстрым шагом догнал ее с намерением расспросить, как мне найти дом.

— Ой! — вскрикнула она от неожиданности. — Вы уже из госпиталя?

— Да… — протянул я с нескрываемым удивлением. — А откуда вы знаете?

Девушка большими красивыми глазами с любопытством смотрела на меня. Я не сразу догадался, кто передо мною стоит. Не запомнил ее лицо при свете коптилки, но все еще чувствовал чьи-то добрые ладони, которые держали мою беспомощную руку.

— В подвале было темно, — оправдывался я. — Разрешите?

Я взял ведро, и мы пошли молча рядом, оба смущенные встречей.

— Вот и пришли, — не глядя на меня, сказала девушка.

— Нет.

У дома, на крыше которого недавно был мой НП, я остановился, открыл калитку и пропустил впереди себя мою спутницу. Во дворе она легко вбежала по ступенькам и распахнула дверь. Я рассматривал двор, подвал, крышу. Девушка не мешала мне. Она ждала.

Фронт продвинулся далеко на запад. Необыкновенная тишина воцарилась в этом маленьком полуразрушенном городке. Она захватила меня. Я стоял, завороженный этой тишиной, пока не услышал:

— Заходите. Мама! Мама! — в радостном возбуждении позвала девушка. — Посмотри, кто к нам пришел!

Мать встретила меня посредине прихожей. Пристально рассматривая, она нашла, что лицо мое чуть осунулось, побледнело, но и от этого я только возмужал.

— Поправились?

— В ушах все еще свистит, но голова стала легче.

— Слава богу. Раздевайтесь.

Девушка подошла ко мне и протянула с готовностью руки, ожидая, пока я сниму шинель. В сопровождении матери я направился в гостиную. В ней посредине стоял круглый стол, вдоль стен стулья, диван, старинный буфет, этажерка с книгами в углу.

— Мы часто вспоминали вас с Валей, — искренне сказала мать, выходя на кухню.

— Спасибо.

Валя сразу же ушла за нею, и слышно было, как она усердно накачивала там примус.

— Ступай… Я сама, — донеслось до меня из кухни.

— Вы там ничего не замышляйте, — пришлось мне вмешаться после того, как что-то из посуды упало на пол и разлетелось вдребезги.

Валя вернулась в комнату в комбинированном клетчатом платье, которое выглядело на ней нарядным. На голове возвышался крутой гребень модной прически. Увидев ее, я не сразу нашелся, что сказать.

— Не замерзли тут? — улыбаясь, выручила меня Валя.

— Фронтовикам не положено мерзнуть даже зимой под открытым небом.

— Смотрите… У нас прохладно.

Она потрогала руками печку, потом прижалась к ней боком и невесело сказала:

— Топить нечем, электростанция разбита, за керосином стоим уже целую неделю, соль на вес золота… Тихий ужас.

— Да… За муки, за боль… — как сказал один поэт, — врагу мы заплатим сполна. Заработают электростанции, о керосине останутся одни воспоминания, а соли будут горы, — твердо сказал я.

— Все это где-то далеко, — вздохнула Валя.

— Но так будет.

Валя с чуть заметной лукавой улыбкой смотрела на меня.

— Теперь я, кажется, догадываюсь, почему фронтовики не мерзнут.

— Интересно?

— Мечтами греетесь, — улыбаясь, ответила она.

— Не только греюсь, но и воюю за них! Воюю…