Бои местного значения

Сам Мэтью Бут не подвел ожидания своих товарищей. Он сначала, закрыв предварительно пешеходную калитку, через которую, вообще-то, и должен был проходить пеший персонал, чуть ослабил трос и приподнял шлагбаум для проезда автомобилей. А потом сам стал в образовавшемся рядом с кюветом проеме, со своим «Гарандом» на плече. Немаленькая винтовка М1 смотрелась в лапах высокого, ростом почти в шесть с половиной футов морпеха, как какая-то зубочистка. Поэтому люди, идущие через КПП пешком, были вынуждены бочком протискиваться между гориллобразным Бутом и глубоким кюветом. А вот и появились будущие жертвы, вольнонаемный персонал базы — уборщики, посудомойщики и прочие подсобные чернорабочие. Все сплошь выходцы из Мексики и прочих стран к югу от Рио-Гранде. Нормальный белый разве согласится мыть посуду и убирать мусор, вдобавок терпеть постоянные насмешки солдат за те крохи, которые платит Дядя Сэм? Уже третий мексиканец, проходящий мимо Мэтью, неловко слегка задел сержанта коробкой, которую держал в руках. Бут, давно ожидавший именно такого момента, моментально двинул плечом, и спик полетел вниз, в колючки и пыль на дне кювета.

— Эй, ублюдок! Заорал Мэтт сверху. — Какого черта ты меня толкаешь? Тебя, что, пристрелить за нападение на старшего караульного поста?

Стоявшие неподалеку морпехи жизнерадостно заржали. Старина Мэтт пока что оправдывал их ожидания.

Тщедушный мексиканец тем временем с трудом выбирался из канавы, не выпуская из рук картонную коробку.

— Простите сэр. Извините меня, пожалуйста, больше такого не повторится. Бормотал он. Остальные чернорабочие, пользуясь тем, Мэтт отвлекся на их напарника, просочились мимо морпехов и потрусили к помещениям базы. Радуясь про себя, что сегодня этот урод выбрал другую жертву для своих издевок.

Бут уже хотел отпустить этого тщедушного спика, но вдруг ему показалось, что в глазах мексиканца сверкнул огонек гнева. И он решил продолжить веселье.

— Что в коробке? Сукин сын, отвечай, ты что, бомбу решил протащить на базу?

— Это мой обед, сэр, буррито с курицей. Вы же знаете, что нас не пускают в столовую авиабазы.

— Ну и правильно делают, после вас в столовой надо проводить дезинфекцию, чтобы вшей не набраться! Заорал Мэтт. — Открывай, показывай, что там у тебя за буррито.

Трясущимися руками мексиканец открыл коробку, показав взгляду сержанта лежащую внутри фасоль, густо перемазанную томатным соусом и пару маленьких кусочков мяса.

— Надо проверить, нет ли там у тебя чего-то постороннего. Ласково сказал Мэтт и засунул свою лапу внутрь коробки. — Твою мать, как ты это жрешь! От показного добродушия сержанта не осталось и следа. Он вытер свою руку об одежду мексиканца, затем выбил из рук спика злополучную коробку. Она упала в дорожную пыль, но не перевернулась, как надеялся Мэтт. Ну, значит, надо продолжить шоу.

— Куда! Заорал он на несчастного спика, который попытался было поднять коробку.

— Я не могу тебе разрешить проход на базу в таком виде. Ты же слишком пыльный, запачкаешь там у нас все. Мексиканец действительно выглядел не очень, одежда его запачкалась в пыли, пока он выбирался из канавы.

— Но я могу тебе помочь, выбив из тебя пыль. Опять с показным добродушием сказал сержант. С этими словами он пробил три удара, со стороны вроде и несильных, в грудную клетку мексиканца. Это со стороны, сам же мексиканец еле удержался на ногах, задыхаясь от боли.

— Ну вот, ты снова чистый. Можешь не благодарить, я всегда готов помочь человеку в трудную минуту. Крикнул ему Мэтт, поворачиваясь спиной. Остальные морпехи едва стояли на ногах от хохота.

— Ну, сардж, ты сегодня превзошел сам себя! С трудом выговорил один из них, между периодами неудержимого смеха. В это момент на дороге, ведущей к посту, показались три машины с летчиками, и, солдаты, еще улыбаясь, начали поднимать шлагбаум. Никто из проезжающих машин даже не посмотрел на маленькую скрюченную фигурку, бредущую по обочине.

Пытаясь унять боль в груди, усиливающуюся с каждой минутой, чернорабочий авиабазы Серхио Рамирес еле доковылял до своей подсобки с ведрами, щетками и швабрами. Сердце его бешено колотилось. Судя по боли в грудной клетке, этот урод сломал ему ребро, а может и два. Любой наклон или подъем по лестнице теперь отзывался резкой болью, да такой, что темнело в глазах. Даже дышать теперь надо было с осторожностью, глубокий вздох или просто кашель также вызывал боль в груди. Но сердце Серхио учащенно билось не поэтому. Этот тупой сержант даже не представлял себе, насколько он был прав, говоря про бомбу. Сегодня мог окончиться провалом пятнадцатилетний труд десятков, даже сотен людей, и все из-за одного расистского ублюдка.