Бои на Дону и Волге. Офицер вермахта на Восточном фронте. 1942–1943

Когда заходит солнце, мы, уже не встречая сопротивления, продвигаемся вперед с удвоенной энергией, чтобы до наступления темноты достичь господствующей высоты. Однотонные поля и цепи пологих холмов в степи внезапно переходят в возвышенности с глубокими долинами и котловинами, похожими на овраги, склоны покрыты свежей зеленью дубового леса. В глубине леса находился хутор с лугами для скотины.

И наконец, мы у Дона! Здесь я должен его снова назвать рекой, а не потоком. Реку сужает берег, у нее бурный напор. На нашей стороне – крутой спуск к воде, на той стороне – голая равнина степи, без деревьев, до самого горизонта. Перед нами далеко на том берегу находится Калач с вокзалом и небольшими фабриками; а так привычная картина небольших домов: чрезвычайно примитивные дощатые хибары. Мы давно миновали симпатичные мазанки, выкрашенные светлой краской.

На восточном берегу видны автомобили, отъезжали грузовики. Они поспешно удалялись от берега. И отдельные русские танки отходили от берега Дона, покидая свои окопы. Это хорошо видно с господствующих высот с нашего берега. Экипажи танков не могут не поддаться соблазну. Начинается беспрестанная стрельба, над рекой тянутся следы трассирующих пуль. Но они не долетают, а снаряды не попадают в отъезжавшие автомобили, которые вскоре находятся вне зоны досягаемости. Возможно, это продолжалось полчаса, при этом не была поражена ни одна цель. Тут из тыла поступает раздраженный приказ: «Немедленно прекратить безобразие». Тем временем выдвинутый вперед артиллерийский наблюдатель, рядом с которым я сидел на броне танка, обнаружил важную цель вниз по течению реки, и туда был направлен огонь батареи, расположенной на обратной стороне высоты. Большой паром пересекает в темноте ярко-голубую гладь реки. Наверное, он едва отчалил.

Когда я смотрю на него в бинокль, прямо рядом с паромом поднимается первый высокий фонтан воды. Но паром доходит неповрежденным до восточного берега. Видны солдаты, оставившие на пароме автомобили и танки, спасающиеся бегством по белому песку. Вверх по течению реки, севернее, сразу после первого идет второй паром, который садится на мель посередине Дона. Здесь паром атакуют пикирующие бомбардировщики, и на нем после сильного взрыва вспыхивает пламя. Но по-видимому, все люди успели покинуть этот паром.

Перед нами внизу располагается почти наведенный до конца новый понтонный мост. Начиная с востока он доходит почти до нашего берега, обрываясь еще в воде. По нему уже двигаются наши танки и саперы, однако в последний момент противнику удается под покровом наступающей темноты поджечь мост. Огонь стремительно распространяется, вскоре над ночной рекой стоит только огненная завеса, которая отражается в воде красным светом. Теперь и в Калаче вспыхивает пламя, вероятно, в результате точного огня нашей артиллерии. Очаги пожара на темной равнине издалека напоминают горящие кустарники. На занятом нами берегу на обрывах вдоль реки то тут, то там в ходе боя воспламеняется сухой вереск. Пожары распространяются по кругу в виде огненных колец. Кажется, что они висят между небом и землей и их рубежи исчезают в ночи.

Когда мы под звездным небом возвращаемся в свое расположение, царит веселое, радостное настроение. С боевых машин раздаются облегченные вздохи, остроты, даже песни. Экипажи вылезли наружу и, испытывая только радостные чувства, вдыхают свежий ночной воздух, ощущают безопасность, успех. И наконец, большой Дон, до которого мы добрались, где отражается луна и чей вид уже освежает, как купание после нескольких недель пребывания в пыли и сухости.

Через час на возвышенности за гребнем высоты мы занимаем позиции, предписанные нам, и оборудуем их для ведения круговой обороны. Согласно приказу, каждый солдат должен незамедлительно, невзирая на глубокую темноту, вырыть одиночный окоп. Люди устали и проклинают излишества приказа. И все же они исполняют его. На следующее утро на рассвете эти позиции подвергнутся мощным ударам авиации противника. Самолеты пойдут волна за волной, на нас обрушатся бомбы, огонь из авиапушек и пулеметов.

Через час, когда налеты стихли, а в небе снова проносились немецкие истребители, я подсаживаюсь к лейтенанту К. в автомобиль повышенной проходимости. На планшете мы пьем кофе. Солнце, согревая, все выше встает над горизонтом, кругом стало тихо и спокойно. И тут в воздухе раздается взрыв. Мы пригибаемся к сиденьям, мимо нас с гулом пролетает большой осколок. Раздаются вопли, причитания и стоны, все трясется. Артиллерийский снаряд попал в танкистов, завтракавших на земле рядом со своим танком. Трое убиты, остальные двое стонут от боли и корчатся на земле. Ожидается продолжение обстрела, но по-прежнему тихо, как до разрыва снаряда. Случайное попадание снаряда, выпущенного из ствола русского орудия, которое выстрелило с той стороны Дона; артиллеристы не видели нас, но снаряд по навесной траектории перелетел через холм. Такие жертвы, которые понесло находящееся на отдыхе подразделение, кажутся особенно бессмысленными. Они сеют ужас и скорбь.

12 августа