Ночь. Дежурный телефонист все время поддерживает связь с огневой позицией через контрольную линию. Оттуда отвечают. Проходит час, два, — все в порядке… Вдруг связист настойчивее начинает вызывать условным кодом огневую позицию, дует в трубку телефонного аппарата.
— Что там?
— Обрыв линии, товарищ командир, — докладывает он.
Белофинны перерезали подвесной провод. Они уверены в своем успехе. Возможно, они перережут и тот, что протянут вдоль изгороди. Но теперь я уже не волнуюсь, как день-два назад.
— Напрасно ждете, гадины! — мелькнуло у меня в голове. — Подохнете на морозе, а ни черта не дождетесь!..
Отдаю приказание связисту включить основную линию. Связист включает и вызывает огневую позицию.
— Ну, как? — спрашиваю.
— В порядке, товарищ командир! Отвечают!
Так белофинны остались в дураках.
Однажды, когда они сделали попытку захватить наш мыс, третья линия связи нам здорово помогла. Не зная о ее существовании и перерезав контрольные линии, белофинны думали нас окружить и внезапно атаковать. Они начали наступление превосходящими силами. Но, включив основную линию, я быстро связался с огневой позицией, и батарея открыла огонь прямо по наседавшему на нас врагу. Снаряды рвались метрах в ста от нас, как раз по тем местам, где залегли белофинны. Они растерялись и начали в панике отходить. Их по пятам преследовал огонь батареи, которым я управлял, а вдогонку летели меткие пулеметные очереди.
Белофинны были отбиты.
20 декабря. Получен боевой приказ. Нашему звену предстояло разрушить железнодорожную станцию Хейниоки. Маршрут давно изучен. Проверено знание сигналов: «сомкнись», «разомкнись».
Над аэродромом взвилась ракета. Эскадрилья за эскадрильей стали подниматься в воздух и ложиться на курс.
У озера Муола-ярви на звено обрушились зенитные батареи противника.
— Разомкнись!
Летчики быстро исполнили эту команду. Чтобы окончательно запутать белофиннов, я на ходу беспрерывно меняю скорость и направление. Через несколько секунд снаряды стали рваться в стороне от самолетов.
— Станция близко! — кричу я в микрофон штурману.
Самолет лег на боевой курс. Вдруг горсть снега ударила меня по очкам. Это штурман открыл бомбовые люки, и примерзший к стенкам снег рвануло вверх.
Теперь, несмотря на усиленный зенитный обстрел, необходимо 15–20 секунд строго выдерживать горизонтальный полет, чтобы бомбы попали точно в цель. Какими долгими кажутся эти немногие секунды! В ушах почему-то звучит мотив «Не спи, вставай, кудрявая…», и невольно я начинаю его напевать.
Но вот я почувствовал, что штурман сбросил бомбы и самолет стал легче.
— Сомкнись!..
Зенитный огонь врага не смог отрезать нам путь. Справа видна железнодорожная станция Хейниоки, окутанная дымом и пламенем.
Перелетаем линию фронта. Облака опять прижимают самолеты к земле. Я веду свое звено над самыми верхушками деревьев и вдруг замечаю, что левый ведомый летчик Остаев отстает. Я сбавил скорость, но ведомый отстал еще больше. С экипажем явно неблагополучно! «Если ранен летчик, — подумал я, — экипаж может погибнуть», и решил немедленно сесть на аэродром соседней части, над которым мы пролетали.
Я не ошибся. Летчик Остаев и стрелок-радист Погребняк были действительно ранены. Остаев моментами впадал в полуобморочное состояние, но быстро приходил в себя. То, что мы находились все время рядом, оказало ему большую моральную поддержку. Летчик, преодолев боль и напрягая все усилия, благополучно посадил машину.
Он сам говорил потом:
— Вижу, как все приноравливаются ко мне, берегут меня. И это прибавляет сил. Чувствуешь себя крепче, бодрее, забываешь о ране…
С утра ждем вылета, чтобы разгромить деревню, где скопилась большая группировка противника.
Погода крайне неустойчивая. По нескольку раз в день солнце скрывается за тучами, начинается метель. Во второй половине дня, когда солнце выглянуло в один из просветов, был отдан приказ лететь.
По пути мы попали в сплошную облачность. Долго и упорно пробивались, твердо уверенные в успехе. Проходили долгие минуты, а просвета все не было. Вдруг мы вырвались из белесой мглы. Над нами сияло солнце, голубело небо.
Легли на боевой курс. Ударила вражеская зенитка. Трассирующие снаряды пролетали огненным дождем между самолетами.
Неожиданно мою машину качнуло — сначала влево, а затем вправо. Эскадрилья сделала маневр, я оглянулся и увидел, что правое крыло пробито и поврежден левый элерон. Самолет сильно кренило вправо.
Я удерживал его изо всех сил, стараясь дойти до цели и сбросить бомбы. Это мне удалось, но разворот от цели стоил больших усилий. Разворачиваясь, все же успел заметить, что цель поражена.