Бои на Карельском перешейке

Сиволап нащупал левой гусеницей одну из надолб, и машина поползла по ней. Правая гусеница на секунду поднялась в воздухе и по удивительно точному расчету водителя стала самым центром на другую надолбу. Танк рванулся — и так, двигаясь по каменным столбам, прошел всю линию препятствий поверху.

Машина была спасена и могла продолжать бой.

В другой раз, в бою за рощу «Редкая», Сиволап заметил противотанковую пушку противника и доложил об этом командиру танка лейтенанту Егорову. Тот одним снарядом уничтожил пушку.

Сразу заговорила вторая пушка. Снаряд пробил машину и пролетел над самой головой нагнувшегося зачем-то механика-водителя.

— Этак и без прически останешься, — пробормотал Сиволап, ощупывая голову.

Этим снарядом ранило башенного стрелка Смирнова. Раненого стрелка отвезли в тыл, заправились боеприпасами и бензином, и снова Сиволап повел машину в бой.

С 15 февраля меня назначили командиром машины, экипаж которой состоял из механика-водителя Ивана Сиволапа и башенного стрелка Шевченко. Я был очевидцем нового подвига героя-танкиста.

Бой происходил на берегу озера Муола-ярви. Танки дошли до глубокого, залитого водой рва, длина которого, по данным разведки, достигала трех километров. Дальше видны были многочисленные эскарпы, а на опушке леса — гранитные надолбы и несколько рядов проволочных заграждений. Глубокий — больше метра — снежный покров также затруднял движение машин.

Белофинны заметили наше появление у препятствий и открыли артиллерийский огонь. Не ожидая приказаний, Сиволап умело маневрировал, чтобы дать мне возможность наблюдать и в то же время не позволить врагу поразить нашу машину. К тому же он и сам вел отличное наблюдение за полем боя.

— Пушка справа! — доложил он.

Через несколько секунд вражеская пушка замолчала навсегда.

Но вскоре досталось и нам: вражеский снаряд угодил в шаровую установку пулемета и в маску пушки. Пулемет влетел в машину и ударил меня в грудь. Осколками брони я был ранен в голову. Удар снаряда оглушил весь экипаж. Очнувшись, Сиволап прежде всего развернул танк на 180 градусов в глубоком снегу и сделал прыжок на предельной скорости. Когда мы отошла на несколько метров, на только что оставленном нами месте разорвались еще два снаряда.

Так машину и экипаж спасли сообразительность и инициатива Сиволапа.

Стрелок Шевченко доложил по радио командиру роты Юрасову: пулемет и пушка повреждены настолько, что вести огонь нельзя.

— Вывести танк в безопасное место, — приказал командир роты.

Вскоре Сиволап сдавал меня на медицинский пункт. Я слышал, как кто-то сказал ему:

— Ваш танк безоружен. Оставайтесь в тылу…

Кажется, он ничего не ответил, но по глазам его я понял: не усидит!

И верно, Сиволап нашел для себя дело. Вернувшись в бой, он увидел, что обстановка изменилась, — пехота шла в наступление по озеру. Из-за сильного лобового огня пехотинцы не могли продвинуться по открытой местности. Тогда Сиволап посадил в машину и на броню тринадцать пехотинцев и быстро повез их вперед. Башня надежно укрывала бойцов от пуль. Доставив своих «пассажиров» на занятый нами рубеж, Сиволап заметил пять раненых, ожидавших эвакуации. Он подобрал их, разместил на этот раз перед башней, чтобы она снова служила укрытием, и благополучно отвез в тыл.

Таких рейсов он сделал несколько. К концу боя пехотинцы, завидев его машину, уже встречали Сиволапа возгласами:

— А вот наш любезный санитар!

Белофинны отступили на 6 километров. Когда наши части догнали врага, Сиволап по приказу командира батальона стал доставлять боевым машинам горючее и боеприпасы, сокращая тем самым их поездки в тыл.

Так он работал, пока его машина не получила вооружения и нового командира.

* * *

Вплоть до заключения мира пробыл Иван Сиволап на фронте, в непрерывных боях. Он ни разу не был ранен, хотя из экипажа за это время выбыло четыре человека. За всю войну его машина не знала ни одной вынужденной остановки, — если не считать случаев с минами и снарядами. Всего сменил он одну машину, которая подорвалась на мине, на второй же, разбитой снарядами, поставили новый мотор, отремонтировали продырявленный корпус. На ней Сиволап ездил до конца войны. Это и была известная в бригаде «шестерка», на которой неизменно развевалось переходящее красное знамя с надписью: «Лучшему экипажу».

9 апреля на марше мы встретили знакомого шофера. Он спросил:

— А где же Герой Советского Союза Сиволап?

— Как Герой?

— Ну да! Указ Президиума Верховного Совета есть. В батальоне был митинг. Вся бригада получила орден Красного Знамени, а Сиволап — звание Героя Советского Союза.

Сиволап искренне удивился:

— Я? Мне? Да за что? Не может быть!

И даже увидев газету со своей фамилией, не сразу поверил:

— «Иван Данилович Сиволап», — читал он. — Да, это я… «Присвоить звание Героя»… Нет, это не мне!

И так раз пять перечитал. Потом поверил.

Капитан Ф. Феденко

Инженерная война

Штурм укрепленной линии начался 11 февраля одновременно на всех участках фронта. У нас прорыв был намечен на левом фланге — там, где было слабое место противника.