Бои под Нарвой

За столом все оживленно беседовали и в то же время с аппетитом проголодавшихся людей поглощали скромный обед.

— На нашей пище ты скоро отощаешь, Аркаша. — Лучистые серые глаза Раи с ласковой заботой устремились на тонкое, худощавое лицо жениха.

— Последнее время и на фронте приходилось изрядно голодать, но, конечно, не так сильно, как здесь, в Петрограде, — вздохнул Петров.

— И долго это будет продолжаться? Царя скинули — думали, сытнее жить будем, а вышло еще хуже, — покачала головой Марфа Силовна, ввалившиеся глаза и побледневшее лицо которой ясно говорили о длительном недоедании.

— Зато власть стала своя, рабочая. Ни царя, ни фабрикантов не стало. Во всем свобода — что хочу, то и делаю! Хочу — работаю, хочу — на печи лежу, — покручивая свои усы, иронически заметил Семенов.

— Ты не прав! У большевиков твердо положено: кто не работает, тот не ест, — возразила Рая.

Марфа Силовна положила Петрову кусок костлявой воблы и спросила:

— Почему в городе появилось так много пленных немцев? На каждом шагу натыкаешься на них. Привезли, что ли, их сюда из Сибири? Ведь там хлеба хватает, а здесь, в Питере, и мы живем впроголодь…

— Почуяли, что немец идет сюда, ну и сами заторопились ему навстречу, — сердито пробасил фельдшер. — Да и кое-кто из наших этому потворствует. Пусть, мол, немцы наведут здесь свой порядок! Немало еще в России сухомлиновских корешков осталось…

— Избави нас бог от этой напасти! Пусть голод, пусть холод, пусть даже смерть, только бы не ходить нам под немцем, — заволновалась Марфа Силовна.

— Дело-то на фронтах совсем швах! Солдаты бегут, а наши делегаты в Бресте дурака валяют — мира не заключают и войны не ведут. Что же сейчас у нас — мир или война? По-моему, просто чепуха, — нахмурил седеющие брови Лаврентий Максимович.

— Это действительно черт знает что! Я слыхал, наши делегаты нарушили приказание Ленина обязательно подписать мир и самовольно уехали из Бреста. Если это так, то, по-моему, это прямое предательство и измена со стороны Троцкого, — заметил Петров.

— Таких делегатов, которые власти не слушают, не только гнать надо ко всем чертям, но, быть может, и расстреливать. Рабочий народ нутром чувствует, что творится неладное… — решительно заявил Лаврентий Максимович.

В передней раздался резкий звонок. Рая побежала отворять дверь.

— А! Маркел Яковлевич! Яков Станиславович! Филипп Иванович! — приветливо проговорил хозяин дома, пожимая руки вошедшим. — Каким ветром занесло вас в нашу берлогу?

— Шли на завод, там опять будем митинговать. Вот и решили немного отдохнуть — на минутку забежали к вам на огонек! — проговорил секретарь заводского партийного комитета Прахов — высокий, лысоватый, лет за сорок, с большими очками в металлической оправе.

Его спутник — мастер мартеновского цеха Крупович — среднего роста, плотный человек, чисто выбритый, с чуть заметной первой сединой в волосах, в аккуратной, ладно сшитой куртке и начищенных сапогах, молча пожал руку хозяину дома.

— Ну, Маркел Яковлевич, рассказывай последние новости. Ты, верно, прямо из Смольного? — спросил Семенов Прахова.

— Присаживайтесь! Могу предложить по тарелке ухи из соленой воблы да по кусочку жареной рыбы, — захлопотала Марфа Силовна, усаживая гостей за стол.

— Хотел было отказаться, да, по совести говоря, уже с неделю горячего в животе не было, а ел не то вчера, не то позавчера, — потирая озябшие руки и улыбаясь, признался Прахов. — За делами даже забыл когда… Если не разорю, отведаю вашей ушицы!

Марфа Силовна усадила Круповича как почетного гостя рядом с собой. Прахов поместился около Петрова рядом с Блохиным. Серое, плохо выбритое лицо Маркела Яковлевича выглядело усталым, глаза блестели от возбуждения.

— Прямо с заседания Петросовета! Началось заседание еще вчера, и прозаседали больше суток. Все решали — надо ли заключать мир с немцами или вести войну?

— Какая уж тут война, коль армия разбегается! — зло бросил Семенов.

— А есть дурачки из левых эсеров и так называемых «левых» большевиков, которые твердят о войне. Призывают с топорами и вилами идти на немецкие пулеметы и пушки. С ними целую ночь и проспорили…

— Значит, с немцем скоро будет мир? Дай-то господи! — обрадовалась Марфа Сил овна.

— Не совсем мир, — вмешался Крупович. — Чтобы защитить Петроград от наступающих немецких частей, объявлена общая мобилизация рабочих, и сегодня проводится день Красной гвардии: собираем силы для отпора немцам…

— Не пойму я вас — войны не хотим, а рабочих на войну мобилизуем… — пожала плечами Марфа Силовна.

— Мы предлагаем немцам заключить мир, а они не хотят. Наступают по всему фронту, надеются захватить Петроград, — пояснил Блохин. — Чтобы защитить город, и приходится объявлять мобилизацию рабочих. Владимир Ильич ясно объяснил, что без передышки мы не сумеем сохранить Советскую власть, что мириться с немцем надо во что бы то ни стало. Поднялись на нас враги извне и изнутри. Волей-неволей приходится заключать грабительский, унизительный, пусть распохабный, но все же мир. Надо сначала в своем доме порядок навести, окрепнуть немного, сил набраться…