– По существу? - строго поинтересовался Сноровский.
– Я плохо разбираюсь в электронной войне, но…
– В какой войне?!
На Федора устремились все взоры.
– Все каналы связи забиты помехами, а сеть кишит электронными вирусами. Такое впечатление, что нас атаковали… ну… виртуально.
– Еще не легче, - Безносов покачал головой.
– Чем дальше вы зайдете в своем стремлении уничтожить нас, тем жестче будут и ответные меры, - высказался Кирилл Мефодьевич.
– Вот как?! - Безносов хмуро взглянул на келла. - Разве это мы приперлись без всякого приглашения на чужую планету? О каких еще «ответных мерах» ты мне тут толкуешь, инородец? Да я имею полное право передушить всю вашу братию голыми руками!
Полковник двинул плечом, словно намереваясь вытянуть руку и схватить келла за горло.
Кирилл Мефодьевич невольно отпрянул, но Безносов свое движение не закончил. Он снова повернулся к выходу и рявкнул:
– Бондарь!
Тимофей словно только и ждал, что его позовут. Он отодвинул в сторону замершего в дверном проеме Федора и четко шагнул через порог. - Оставишь Евгению одно отделение, остальных в полной боевой к машинам!
– Есть, - Тимофей кивнул. - Надолго уходим?
– Возможно и надолго. Вещмешки паковать как для глубокого рейда.
– Понял, - Бондарь с сочувствием взглянул сначала на Сноровского, а затем и на Соловьева. - Держитесь тут… Женьку слушайте. Он и стратег и тактик что надо.
– Тимофей! - прикрикнул Безносов. - Делом займись!
– Есть, - повторил «тунгус» и, поставив Федора на прежнее место, исчез.
Безносов с чувством пожал руки Сноровскому и Соловьеву, а Кириллу Мефодьевичу достался тяжелый взгляд и прощальная реплика:
– С тобой, келл, мы потолкуем позже. Если тебя не пристрелят свои же или еще чья-нибудь шальная пуля не зацепит.
«Философ» в ответ кисло улыбнулся и вяло шевельнул рукой, как бы отвечая: «На все божья воля». Соловьев взглянул на келла и слегка коснулся его поверхностных мыслей.
Сознание матронарма трещало, как полный помех эфир. Беспокойство, возмущение, обида, страх и целый вихрь прочего содержимого мозга запутывались в клубок. Продолжить с ним беседу можно было только после дозы успокоительного или сеанса психотерапии. Лекарств под рукой не было, а приемами психологического воздействия Андрей не владел. Все, чем он был способен помочь, - внушить келлу какие-либо приятные картины. Например, величественный пейзаж покрытых лесом гор…
Пронзительно-синее небо с редкими обрывками облаков касалось верхушек зеленых деревьев, а откуда-то из горно-лесной чащи вырывался хрустальный поток чистого ручья. Он срывался с каменного порога и, рухнув на десяток метров, разбивался на миллионы сверкающих брызг. Чуть дальше водопада речушка становилась глубокой и полноводной, но затем снова мелела и убегала куда-то влево, просачиваясь между позеленевшими камнями. Солнце уже миновало зенит и теперь висело вне поля зрения, согревая невидимыми, но жаркими лучами спину и макушку. В целом пейзаж производил такое благоприятное впечатление, что хотелось петь. Или хотя бы восхищенно вздохнуть.
Однако матронарм вздыхать не стал. Вдоволь налюбовавшись предложенной картиной, он добавил к ней всего один штрих, и Соловьев понял, что просто теряет время.
Над верхушками деревьев, между вершиной горы и легкомысленными облачками, образовался серый пыльный фронт. Клубы пыли неслись по склону сквозь хвойный лес, словно шлейф лавины, хотя Андрей отчетливо видел, что никакая лавина с горы не сходит. Это подтверждал и звук - не низкий гул, а нестерпимо громкое шуршание, и то, что лес оставался на месте, только начисто лишался ветвей. Из пыльного моря, клубящегося, разливающегося сверху вниз под углом в шестьдесят градусов, торчали только серые островерхие столбы, минуту назад бывшие полными жизни соснами.
Стометровая в высоту стена пыли пробилась сквозь ближайшие деревья и, поглотив ручей с водопадом, шагнула с речного порога вниз. Вода в заводи буквально вскипела и понеслась навстречу Соловьеву Кириллу Мефодьевичу высокой, смешанной с грязью и ветками волной. Водно-пылевой фронт был уже в десятке шагов, когда его окраска сменилась на иссиня-черную, а звук стал громче, чем рев истребителя.
Андрей невольно зажал уши и попятился…
– Ты чего?
Соловьев вздрогнул и обернулся. За плечо его тормошил Иван Павлович, а под руки поддерживали Федор и Евгений. Видение леса, проглоченного странным явлением природы, исчезло, оставив в памяти отголосок невыносимо громкого рева.
Кирилл Мефодьевич тоже подбежал к Андрею, но прикасаться к нему не решался. Он выглядел испуганным.
– Я не хотел…
– Это была Сущность?
– Я не знаю, - матронарм смущенно развел руками. - У Проклятия так много обличий… Оно может принять вид любого явления, чаще грозного и непонятного, но иногда и мелкой неприятности. Точно известно лишь одно - от этого зла нельзя избавиться. Если оно избрало вас мишенью или - не дай бог, - наоборот, своим помощником… лучше сразу - смерть!
– Вы, однако, до сих пор живы, - оттесняя Кирилла Мефодьевича, пробурчал Сноровский.