Благодарно улыбнувшись, взяла его, затем, развернувшись, прошла к узкому дивану, единственному что тут имелось из мебели, тяжело опустившись, засунула сверток обратно в нагрудный карман, поправила полы мантии, посмотрела на руки. Руки слегка дрожали от перенапряжения, но в общем и целом – работа с артефактом далась мне легко. Удивительно легко. Теперь, когда просыпающаяся кровь Кошки не забирала себе львиную долю всех моих сил, вернулась та легкость, что была со мной когда-то. Многое вернулось. Рыдать, к примеру, больше не тянет… даже если безумно жаль окончательно погибшего артефактора…
Эдвин подошел, присел передо мной, вглядываясь в мои глаза, едва посмотрела на него, спросил:
– Ты как?
– Все получилось, – устало вздохнув, ответила я. – Аббар Джуда ждет сюрприз, конечно.
Посмотрела на Ташши, все так же без движения стоящего у стены, и сообщила:
– Со мной все хорошо, фактически всю работу сделала не я, а твой артефактор, сама я не смогла бы ничего.
– И это говоришь ты, – грустно улыбнулся принц.
Развела все еще подрагивающими руками и честно ответила:
– Я тебе это говорю, как более-менее специалист в артефакторском деле. Вечные убили Димитриуса во время ритуала, чтобы после иметь возможность вторжения в Эль-таим и фактически в тебя на любом расстоянии, при любых обстоятельства, и даже при уничтожении этого самого Эль-таима. Они не учли одного – меня, моих знаний черной артефакторики, и готовности самого магистра Димитриуса оказать всю возможную помощь своему принцу.
Ташши усмехнулся, затем решительно оттолкнулся от стены, заправил артефакт за майку и принявшись застегиваться, как-то зло произнес:
– Они не учли – тебя!
Улыбнулась. Просто улыбнулась, и, поднимаясь с помощью мгновенно вставшего Эдвина, мягко ответила:
– Ташши, без помощи Димитриуса я бы не смогла НИ-ЧЕ-ГО. Даже уничтожить твой Эль-таим. И Димитриус отдал остатки своего подобия жизни, и фактически сознательно умер повторно. И если у него осталась семья…
Не договорила, остановленная тихими словами Танаэша:
– Какая семья, Риа? Он был артефактором до мозга костей, от него не осталось ничего… кроме артефактов.
Эдвин молча взял меня за плечи и вывел, в коридор, после закрыл двери.
Мы с ним постояли. Вопрос: «А что останется после тебя?» повис в воздухе.
– Ты живой останешься! – не сдержалась я. – И Норт, и Дан, и даже, если ты выполнишь мою просьбу, то и Ташши тоже.
– Заметь, я не сказал ни слова, – усмехнулся Эдвин.
– Заметила, – раздраженно отозвалась я.
Мы оба глянули на вход в зал для игроков. Пора было возвращаться. И тут Эдвин, продолжая глядеть на вход и не смотреть на меня, произнес:
– Не хочу выпускать тебя на арену.
– Со мной все будет хорошо, – заверила его.
– А если нет? – мрачно спросил глава дома Меча. – Женишься на мне посмертно, исключительно мести ради, – улыбнулась я.
– Плохая шутка, – скептически взглянув на меня, сообщил Эдвин. И добавил: – Но сама идея первой части предложения мне нравится.
– Не-е-е-е, – протянула, потопав к залу, – в любом брачном деле я согласна участвовать исключительно в качестве умертвия, в иных случаях увольте – у меня слишком большие планы на жизнь, чтобы так бездарно ее использовать.
И я себе пошла дальше, собираясь вернуться к команде.
Меня остановил жесткий вопрос:
– А Норт?
Остановилась. Медленно повернулась к Эдвину. Некромант стоял, внушительной фигурой в черной, подобной самой Тьме мантии затмевая чуть ли не все пространство, и пристально, очень пристально смотрел на меня. Постояв, медленно вернулась к воину, запрокинув голову, посмотрела в его злые, снова абсолютно черные, почти обсидиановые глаза, и честно сказала:
– Эдвин, на моих глазах только что умер человек. Ты видишь слезы, хоть одну?
– Нет, – глухо ответил он.
– Делай выводы, – улыбнулась я.
Не знаю, сделал или нет. Некромант пристально смотрел на меня несколько долгих секунд, а затем едва слышно спросил:
– Ты заблокировала свои чувства?
– Нет, – невольно улыбнулась. – Это невозможно в принципе. Я заблокировала влияние крови, Эдвин. Чувства остались, но они больше не управляют мной.
– И что изменилось? – странный вопрос.
– Всё, – ответила, беря его за руку.
И попыталась увести его за собой в зал, но некромант не дал. Рывок, и я оказалась снова перед до Тьмы злым Эдвином.
– Так, – глухо произнес он, – ты заблокировала чувства, и теперь ты у нас что-то вроде безумного артефактора?
– Разумного, – прошипела я.
Глаза Харна сузились сильнее.
Постояла, не зная, как объяснить, и все же попыталась:
– Вот океан, Эдвин. И на нем жуткая буря. Молнии сверкают, гром гремит, тучи нависают, дождь застилает взгляд – и ничего толком не видно. Но вот ты опускаешься под воду и открываешь глаза – и если на поверхности все бушует, то под водой тишь, благодать и ясность. И видишь все, ясно и отчетливо.
Вроде понятно же объяснила, но Харн продолжал стоять, крепко держа за руку, да почти больно держа. Но на попытку вырваться, лишь хрипло спросил:
– И что же ты видишь, Риа, глядя на всех нас с глубины своего… океана?!
– Мне больно, – сказала, спокойно глядя на него.
Отпустил мгновенно.