Святозар вернулся с полным кувшином воды с речки, в весьма приподнятом настроении, но разве не прекрасно, думал он, вновь оказаться в Яви, увидеть деревья, травы, воду и небо. Увидеть человеческое лицо, лицо мальчика… отрока у которого без сомнения хоть и изболевшаяся, но очень светлая душа. Когда Святозар подошел к шатру, то увидел Риолия возле костра. Мальчик накидал сверху на угли, где едва поблескивали красные брызги огня, сухие ветки и теперь пытался разжечь их, ковыряя в углях палкой и настойчиво раздувая пламя. Он поднял свое раскрасневшееся личико, пожал плечами, и смущенно улыбнувшись, заметил:
– Придется тебе, Святозар, опять петь, а то огонь никак не хочет разгораться.
Святозар отдал мальчику кувшин, и, направив руку на угли и ветки, тихо пропел-прошептал:
«Повелеваю, огонь, огонь возликуй над ветвями, гори, гори!» И в тот же миг яркий лепесток огня вырвался из-под углей, упал на ветки, те громко затрещали и стали разгораться. Наследник опустил руку и посмотрел на огонь, и подумал о том, какой теперь огромной обладает он силой… И как эта сила, на самом деле, его пугает и страшит… как безропотно подчиняется теперь его повелению не только огонь, но и живое существо рыба… Раздумья наследника прервал Риолий, который вышел из шатра, куда отнес кувшин, и глянув на огонь, сказал:
– Святозар, ты как-то странно произносишь слова. Ну, то, что это другой язык я понял, но ты их как-то… как-то поешь-шипишь. Вроде поешь, а вроде шипишь, ты только не обижайся, но шипишь ты, как змея.
– Ну, что ж, – переводя взгляд с пламени костра на лицо мальчика, откликнулся наследник. – И не мудрено, тут зашипеть, побудешь столько дней и ночей, среди шипящих душ и дасуней, и сам станешь, как они шипеть.
– Святозар, – переступая с ноги на ногу, спросил Риолий. – Можно я возьму нож, мне он нужен?
Наследник улыбнулся мальчику и кивнув головой, ответил:
– Я положил его на стол. И конечно ты можешь взять, ведь я тебе его подарил, а свой дар я не хочу забирать обратно… Возьми, только больше им не размахивай, ладно?
– Ладно, ладно, – радостно отозвался мальчик и побежал в шатер за ножом.
Святозар придвинул к костру, еще один короткий ствол упавшего дерева, лежащий невдалеке, и сев на него стал смотреть на огонь. Вскоре из шатра вышел улыбающийся Риолий с ножом в руках. Он сел на бревно лежащее, напротив того на котором расположился наследник, достал из мокрой сумы, ивовую веточку, и, взяв ее в руки, принялся вырезать в ней дырочки.
– Что, ты, делаешь Риолий? – поинтересовался Святозар.
– Я делаю дудочку, – пояснил мальчик, не отрываясь от своего занятия. – Дед сломал мою, так как жрецы запрещают играть на дудочках… Когда-то на берегу Твердиземного моря стоял город Хейвясёрви, и в нем..
– Погоди, погоди, – перебив мальчика, взволнованно проронил Святозар, услышав название, некогда престольного града народа руахов. – Как ты сказал, назывался этот город?
– Хейвясёрви, – ровным голосом молвил Риолий. – Такое странное название города… Отец всегда говорил, что это очень древнее слово, и что оно обозначает уже давно утеряно нашим народом.
– Оно обозначает, любимцы Богов, – тяжело вздыхая, произнес Святозар. – Город любимцев Богов…
– О… о…, – протянул Риолий. – Откуда ты знаешь это? Отец говорил это очень древнее слово и когда-то город Хейвясёрви стоял не на берегу Твердиземного моря, а совсем в других землях…
– Да, – кивнув, согласился Святозар, и, взяв несколько сухих веток, разломил их и подкинул в огонь. – Твой отец был прав, город Хейвясёрви стоял не на берегу Твердиземного моря, а в других землях, но это было так давно… при другом народе, не при вашем…
– Ну, ладно, – продолжил мальчик. – Я рассказываю про город который стоял на берегу Твердиземного моря, и там жил народ… Они были неллы, но называли себя мотакийцами, и они верили в Сварога и Семаргла, и там в том городе играли на таких дудочках. Как-то старый правитель умер, а его сын приехал к нашему царю и принял веру в Есуанию. Но мотакийцы отказались принимать веру в Есуанию, они подняли мятеж, и, взяв мечи и такие дудочки, пошли на бой с присланными к Хейвясёрви войскам и погибли, а город воины разрушили и сожгли… Сам же предатель правитель, был принесен в жертву Есуанию по приказу царя Неллии. И с тех самых пор на этих дудочках в Неллии запрещено играть. Мой прапрадед и был мотакийцем, ему удалось избежать смерти и вместе с женой и маленькими детьми переехать в город Оскольпию, а позже в Артарию. И посему мы и верим в Сварога и Семаргла, потому что мы мотакийцы, а не эти бездушные неллы. Мой отец, он дюже хорошо играл на дудочке, его звали Фадеф Руахивий.
– Фадеф, – молвил наследник. – Как, как звали отца твоего?
– Фадеф Руахивий, – ответил Риолий, и, перестав вырезать дырочки в своей ивовой веточке, подняв глаза, посмотрел на Святозара. – А меня зовут Риолий Руахивий. У неллов так принято. Если ты бедный у тебя два имени, одно из них передается детям. А если богатый, то у тебя три, четыре или даже пять имен. И передается детям лишь последнее твое имя. Мне от отца досталось имя Руахивий.