Бой тигров в долине. Том 2

– Пока не готово. Господин адвокат, уже поздно…

– Да-да, ухожу. Спасибо за нотариуса.

Он замешкался у двери, отвечая на телефонный звонок матери. Рыженко тем временем сложила вещи в сумку и подошла к шкафу.

– Мама, я перезвоню из дома, – бросил Кирган в трубку и сунул телефон в карман.

Повинуясь внезапному порыву, он снял с вешалки шубу и подал Надежде Игоревне. Она взглянула недоуменно, но повернулась к нему спиной и просунула руки в рукава. Виталий почувствовал запах ее духов. Господи, неужели следователь Рыженко пользуется духами? Почему-то эта мысль показалась ему крамольной, ведь духи – атрибут Женщины, а следователь Рыженко – это следователь Рыженко, бой-баба, непробиваемая и непреклонная. Женщины такими быть не должны. И в ту же секунду он вспомнил ослепительную кожу ее полных мягких рук. Черт, да что ж это такое!

Они вместе вышли из здания на улицу. Едва спустившись со ступеней на тротуар, адвокат поскользнулся и растянулся во весь рост. Надежде Игоревне даже показалось, что он застонал от боли. Портфель выпал из его руки и отлетел в сторону. Она подняла портфель и склонилась к Киргану.

– Помочь? Вы ничего не сломали?

Кирган неуклюже поднялся и принялся стряхивать снег с одежды.

– Кошмар какой-то, – сердито пробормотал он, – неужели нельзя придумать какую-нибудь химию, чтобы люди не падали в такую погоду?

Надежда Игоревна протянула ему портфель.

– Спасибо, – с признательностью сказал он. – Надежда Игоревна, вы на машине?

– Нет, я на метро.

– Тогда позвольте, я вас отвезу. – Виталий решительно подхватил ее под руку. – Ну вы сами посмотрите, что творится на улице! А если вы упадете? А если, не дай бог, что-нибудь сломаете? Нет-нет, ничего не хочу слушать, я вас при такой гололедице одну не отпущу.

Она собралась было отказаться жестко и решительно, перспектива ехать с этим адвокатом ее не прельщала, но, совершенно неожиданно для самой себя, обнаружила, что послушно садится в его машину.

– Куда вас везти? – спросил он.

Рыженко назвала адрес. Некоторое время они ехали молча, потом тишину нарушил голос Киргана:

– Надежда Игоревна, помните, я вам сказал, что настоящая любовь способна на многое, а вы удивились, что мне об этом известно.

– Помню, – равнодушно ответила она.

– А почему вы так сказали? Почему вы считаете, что я ничего не знаю о настоящей любви? У меня что, на лбу это написано? Или вы собираете сплетни о моей личной жизни?

Она молчала, отвечать на вопрос ей не хотелось. Ярко, словно все произошло только вчера, вспомнилась вся история с уголовным делом по обвинению группы скинхедов в убийстве девочки с ярко выраженным кавказским типом внешности. Надежда Игоревна была тогда в плохом состоянии, она никак не могла оправиться после похорон мужа. В деле был протокол допроса одного из свидетелей, допрос провел оперативник, а письменное поручение следователя в деле отсутствовало: то ли забыли составить документ, то ли забыли подшить, но в любом случае эти показания были получены с нарушениями и не могли на суде считаться источником доказательств. И самое обидное, что допросить этого свидетеля в суде не представлялось возможным: он уехал в Латинскую Америку работать по контракту на три года. Кроме того, поскольку дело было групповым, его вели несколько следователей, и когда к делу подключили еще одного следователя, то забыли вынести постановление о включении его в следственную бригаду. И все доказательства, собранные этим следователем, в суде были признаны недействительными. Чисто бюрократические ошибки позволили адвокату Киргану добиться оправдания своего подзащитного. А ведь он знал о том, что у нее, у Надежды Игоревны Рыженко, погиб муж. Но ни с чем не посчитался, использовал ее слабость, ее горе в своих целях, чтобы заработать деньги, которые ему щедро отвалили родители оправданного. Рыженко точно знала, что люди они более чем состоятельные. Неужели Кирган сам не понимает этого? Похоже, что не понимает, иначе не задавал бы такой неуместный вопрос. Ну что ж, каков вопрос – таков и ответ. Ты хотел правду, господин адвокат? Получи.

– Потому что вы не понимали, как мне было больно и тяжело, – злым ледяным голосом произнесла она. – Я потеряла любимого мужа, я была сама не своя, ничего не соображала, конечно, я напортачила и накосячила в деле, а вы этим беспардонно воспользовались, хотя вина вашего подзащитного была очевидна и сомнений у стороны обвинения не вызывала.

– Простите меня, – тихо проговорил он. – Я очень виноват. И перед вами, и перед всеми. И перед самим собой тоже.

Она не собиралась спрашивать, что он имеет в виду. Но почему-то спросила.

– Я действительно не понимал вашего состояния и не мог вам по-настоящему сочувствовать, потому что сам до определенного момента не знал горя. Ударов судьбы не знал. Как-то она меня берегла, охраняла, что ли, а может, я просто такой вот везунчик. Даже мой отец отмечал, что меня судьба щадит. Потом настал момент – и я понял, что натворил. Но было уже поздно.