Бой вечен

Понять эту интригу мне помешала война. Страшная, перекорежившая мир за девяносто часов война – из-за которой я все еще здесь и, скорее всего, – буду признан негодным к военной службе. А так – все просто. Все настолько просто – что даже становится обидно, как все просто. Мы, мужчины, привыкшие к войне за государственные секреты, за ослабление и разрушение – или, наоборот, возвышение Империй – в какой-то момент оказываемся совершенно беспомощными перед милой женской интригой.

Как думаете, тогда, в Берлине, в посольстве на Унтер-ден-Линден, – для чего Ксения предложила пройти в пузырь, в защищенную от прослушивания комнату? Правильно, для того, чтобы никто не мог ее и меня подслушать. А кому – надо было это подслушивать – не задавались вопросом? И что – они должны были услышать?

Для того чтобы понимать эту интригу, ту, что затеяла Ксения Александровна Романова, – нужно понимать различия в мужской системе ценностей и женской системе ценностей. Мы, мужчины, играем в некоей условной системе координат. Для кого-то – это армия, для кого-то – полиция, для кого-то – частное дело, для кого-то – государство в целом… посольство… не важно, в общем. А вот женщины играют в одной, но вечной и древней, как мир, системе, называемой «отношения между мужчиной и женщиной». Законные, морганатические, совсем незаконные – не важно. Важно то, что в этой системе они переигрывают нас напрочь.

Для нас, мужчин, определяющими являются условные ценности. Закон, воинский и флотский устав, должностная инструкция. За передачу секретной информации противнику полагается смертная казнь за измену, в то время как за убийство человека – смертной казни нет, она отменена. Это отражает наш, мужской мир и наши правила игры – условные ценности в наших глазах выше настоящих, безопасность Империи – выше жизни человека. А вот у женщин – есть только одна форма предательства – зато безотказная и тоже вечная. Кто с кем спал.

Все еще не догадываетесь?

– Да как не догадаться… – сказал я, – белыми же нитками шито…

Ксения ничего не ответила.

– Скажи мне одну вещь… Ну, хорошо, я тебе, в принципе-то, чужой человек, хотя и отец твоего ребенка. Но Николай ведь твой родной брат. Тебе совсем наплевать на него или как? Тебе наплевать на то, что ему может быть больно… неприятно… что он мог застрелить кого-то… или, упаси Господь, сам застрелиться? Неужели все равно?

Лицо Ксении менялось на глазах – она поджала губы, глаза холодно и непреклонно смотрели на меня.

– Перестань… Какие же вы все-таки глупые… Николай горевал ровно две недели. После чего нашел себе новую пассию. Выигравшую несколько конкурсов красоты и гораздо менее опасную, чем эта дрянь. И ты в Бейруте… когда нашел эту… недолго обо мне помнил. Вы все – одинаковые, вам наплевать с кем. Это мы – ждем у окна и размазываем макияж по платку…

Николай, Николай…