Бой за рингом

Я пересек блестевшие в свете уличных фонарей трамвайные пути, покарабкался по крутой, разбитой и размытой брусчатке Олеговской. Идти сюда оказалось еще труднее, чем ехать на автомобиле, - однажды пришлось, не по своей воле, естественно, вползать на "Волге" вверх, разыскивая районную ГАИ.

Он обитал здесь, во вросшем в землю, покосившемся на один бок деревянном с мансардой домике, спрятавшемся в густом, буйно заросшем по причине давнишней заброшенности саду.

Калитка была распахнута, и в глубине, за голыми кустами и деревьями, чуть-чуть светилось окошко.

Тишина давила так, что, казалось, распухли уши.

Пожалуй, впервые у меня возникло сомнение: зачем я здесь? На душе было неспокойно, но виной тому скорее всего ненастная погода, затерянность и таинственность этого глухого подворья, откуда даже собаки сбежали.

Что он может мне сказать?

Что знал всю подноготную?

А почему он должен был мне докладывать?

Сомнения, конечно же, не укрепляли моей решимости, и она таяла с каждой минутой.

Я решительно пресек колебания, на ощупь двинулся по тропинке, осклизлой и крученой, на тусклый огонек.

Тяжелая, тоже вросшая в землю вместе с домом дверь была заперта изнутри. Звонка не нащупал и стукнул в набрякшую, мокрую доску раз, другой, но никто не спешил открывать, и я грохнул посильнее, потом затарабанил нагло и требовательно - испугался, что мне вообще не откроют: хорош я был бы тогда со своими сомнениями и выводами, со своими страхами и опасениями. Вот бы Салатко посмеялся над доморощенным Шерлоком...

Что-то кольнуло в сердце, когда я вспомнил Леонида Ивановича - в общем-то нарушал данное ему слово...

- Хто? - раздался едва слышный, точно из подземелья идущий голос.

- Откройте! Мне нужен Николай.

- Хто? - снова донесся голос с того света.

- Знакомый его...

За дверью исчезли звуки.

- Эй, да откройте наконец! - заорал я и стукнул кулаком в доску так, что заломило в кости.

Дверь распахнулась неожиданно легко, точно провалилась вовнутрь. И увидел его - собственной персоной.

Лица не разглядел - оно скрывалось в тени, но голос выдал: он явно не ожидал увидеть меня и растерялся.

- Романько?

- Он самый.

- Ты один?

- Ты же меня не приглашал, потому без жены, - попытался я взять ерническо-шутливый тон, но он мне плохо удался.

- Шагай. Гостем, ха, будешь...

Я шагнул в темноту, дверь за мной тут же беззвучно возвратилась на место, и засов звонко ударился металлом об металл.

И двинулся на ощупь на свет и очутился в просторной - чуть не на всю избу - комнате с широкой печью-лежанкой в углу, в ней жарко горели толстые чурбаки. Тусклая настольная лампочка выкрасила белый круг на столе и... шприцы, стальной кювет для кипячения игл перед инъекцией, кучки какого-то желтого порошка, несколько сухих головок мака, тут же стояла и новенькая кофемолка, контрастировавшая своей чистотой и совершенством с грязной, замусоренной и засаленной крышкой стола.

На кровати под занавешенным окном, разметавшись во сне, спал худой, какой-то сморщенный парнишка, совсем еще юный, и рядышком в одной нижней рубахе, сквозь которую выпирали торчавшие сосками груди, безучастно сидела, точно грезила наяву, девушка с потным, каким-то растерянным лицом.

И только подняв взгляд, я обнаружил человека, скрывавшегося в тени, он стоял, прислонившись плечом к печи. Под два метра ростом, он, казалось, головой подпирал низкий потолок. Сухое темнокожее лицо, почти невидимые в глубоких, чуть раскосых глазницах глаза, мощный разлет плечей и длинные, свисавшие до колен, руки. Он или только пришел, или собрался уходить - был одет в светлую кожаную модную куртку со множеством молний, в светло-коричневые джинсы, вправленные в высокие, щегольские сапоги.

- Вот какой гость у тебя, Турок!

Хозяин, известный и мне под этим прозвищем, приклеившимся за ним еще со времен спорта за привычку по поводу и без оного вставлять: "Теперь я турок - не казак!"

- Сам не ожидал. - В голосе Николая и впрямь сквозило неприкрытое удивление, если не растерянность.

- Как принимать будешь, Турок? - Незнакомцу, кажется, доставляло удовольствие называть его по кличке.

- Да вот кумекаю, что их светлости предложить: "снежок" - гость-то высокий - или, может, мак для первого раза?

- Ладно, Николай, кончай травить. У меня к тебе есть несколько вопросов...

- Нет, это у нас... - тот, у печки, подчеркнул голосом "у нас", есть к тебе вопросики. Не мы у тебя, а ты у нас в гостях!

- Что же это за вопросы?

- Первый такой: что знаешь о смерти Добротвора?

- Кто-то убил его, а решил изобразить самоубийство наркомана. - Я пошел ва-банк. - Ну, вроде тех, что под окошком вон прохлаждаются...

- Убил? А доказательства?

- Есть у меня и доказательства... - Я блефовал.

Комната погрузилась в тишину, только постреливали дровишки в печи.

Этим-то заявлением и подписал я себе приговор, да сообразил поздно. А слово - не воробей...

- Что тебе еще известно?

- Не сомневайся, и о Семене - тоже. - Мне отступать было некуда только вперед.

- О нем? - В голосе Турка всплеснулся неприкрытый страх. - Что с ним делать будем, Хан?

- Вытрясти и выбросить. Пожертвуешь хорошую порцию "белой леди".