Бояре Стародубские. На заре

А во время венчания царя все ворота Кремля были на запоре и особого празднества не было. Во дворец не допускали никого из посторонних лиц, не сзывали бояр, стараясь сберечь невесту от чужих глаз и наветов, зная, как сильны бывали интриги против царских невест! Помнили еще хорошо, как погублены были невесты царей Михаила Федоровича и Алексея Михайловича; не забыли и жену Иоанна Грозного, загубленную уже после того, как она была перевенчана, была уже царицей. Вот почему в эти дни торжество венчания и свадебное веселье происходило в запертом для всех посторонних дворце. Но запертый дворец был разубран, «наряжен», как тогда говорили, со всем возможным великолепием. На лавках в передней палате[11] надеты были полавочники[12] из бархата узорчатого и шитые золотом и устлана была вся палата коврами. Не менее роскошно убрана была вторая комната, имевшая значение кабинета государева, за которою следовали молельня его и потом опочивальня. Везде разостланы были ковры и самые стены обтянуты бархатом или алым сукном. В покои эти вела лестница с так называвшегося Постельного крыльца; наверху лестница эта запиралась золоченой решеткой, а внизу отделялась от площадки каменной перегородкой. По всем воротам Кремля в эти дни поставлены были стрелецкие караулы и никого не велено было пропускать. Все эти меры приняты были против интриг и подкопов относительно царских невест или молодой царицы, чтобы не приключилось ей порчи от злых людей.

Боярин Алексей еще долго оставался в Москве и после свадебного пира; он ожидал позволения представиться пред царские очи, когда назначено будет прийти во дворец различным ратным людям. В ожидании этого приема во дворце Алексей собрался посетить полковника Шепелева, уже вернувшегося из Украйны.

Полк Шепелева размещался в Стрелецкой слободе, куда молодой боярин и отправился искать его. Отыскивая квартиру Шепелева, он повстречал знакомых рейтар; они подбежали к нему с выражением искренней радости, благодаря Бога, что допустил он боярина вернуться из похода в Москву и в добром здоровье.

– Позволь, боярин, проводить тебя к дому полковника, – сказал один из рейтар и взял поводья его лошади. Повернув направо в одну из близлежащих улиц, он повел его лошадь и напомнил боярину давно прошедшее время похода, когда лошадь его вел за поводья старый Пушкарь; и теперь шел подле него один из рейтар, бывший с ним и тогда. Направив его на дорогу к Шепелеву, рейтар шел с ним рядом и рассказывал ему все, что было нового в Москве.

– Худо в Москве живется, боярин! – говорил он со своей обычною доверчивостью к Алексею, к которому привык во время похода.

Такую полную доверенность старых служивых часто приобретают молодые и неопытные воины, которых старые берут как бы под свое покровительство, раскрывая им незнакомые и тайные стороны боевой их жизни.

– Чем же худо? Мало кормят вас? – спросил боярин.

– Нам еще можно жить, мы с похода еще не успели приняться за особое дело. А тем, которые здесь оставались и позволено было им ремеслом заняться, тем тяжело вышло! Все они не на свою семью работают и не наработаются, а только на начальство.

– Слыхал я об этом и прежде, не знал только, верны ли эти слухи, – проговорил Алексей.

– Верны, верны, боярин! Мы все своими глазами видим. Низшие чины и жалованья половину получают, а другая половина остается в кармане у полковников!

– Жаловались они вам сами? – спросил Алексей.

– Они сговариваются идти жаловаться самому царю!

– Не вышло бы им худо через такую жалобу, начальство не допустит, пожалуй…

– Если удачи не будет, то от начальников еще горше придется! – подтвердил рейтар мысль боярина.

– А вы, шепелевские, знаетесь с теми полками, в которых жалобы готовятся?

– Видаемся все меж собою, боярин! Приходится встречаться то на стороне, а то и в домах у них, у семейных людей. И много у них там неладного чуется! – проговорил старый рейтар, намекая на что-то особенное и с запинкой, словно нехотя.

– Не надумали бы неладное на свою беду, – высказал Алексей с участьем к неразумному люду.

– И себя и других не пожалеют, греха много будет, – шепотом говорил рейтар, – говорю тебе, боярин, потому что знаю: ты меня не выдашь.

– Бог даст, без беды обойдется? – спрашивал Алексей с тоскливым чутьем угрожающей смуты.

– Хорошо, ежели бы миновало. Да ведь всегда так бывает, что если тучи долго собираются, то надо ждать грозы, – проговорил старый служивый, печально поглядывая на жилища стрельцов, по слободе которых проезжал Алексей. В слободе царила невеселая тишина и попадались все мрачные лица стрельцов, идущих куда-нибудь на работу или на смену караула.

– Не подумают ли откуда-нибудь?.. – спросил Алексей, вспоминая слова Ромодановского про сношения царевны Софьи со Стрелецкой слободой.

– Слышно, что со стороны подсылают и мутят. А недовольные еще жарче от тех обещаний разгораются. Только не выдавай нас по ошибке, боярин, я с тобой не таясь говорю; знаю, что у тебя душа прямая.

– И болит душа, и не знаю, чем помочь! – проговорил боярин, опустив голову на грудь.