Бояре висячие

Что тут сказать о Прасковье! Детство в «сельскохозяйственной академии», как называл Измайлово историк Москвы И. Е. Забелин, юность — в толчее царского представительства. У Петра еще не было второй его семьи. Евдокия Лопухина уже в ссылке, будущая Екатерина I еще не появилась, и обязанности царицы исполняет Прасковья Федоровна, вдова брата и соправителя, всегда приветливая, ровная в обращении, «угодная» Петру. К ней он обязывает приезжать представляться иностранцев, придворных, чтобы поздравлять с победами русского оружия. Она присутствует на всех ассамблеях и держит открытый дом в Измайлове. Корнелис де Брюин один из многих, кому довелось там побывать. Что за беда, если тесен и неудобен дворец — одноэтажный, сводчатый, с толстыми решетками в окнах. Единственное его украшение — две остроконечные башенки при въезде во двор да голландские куранты на одной из них. Петра подобные обстоятельства не смущали. А царевны — им оставалось ждать. Никто не сомневался, что их впереди ждало замужество с кем-то из иноземных правителей, — достаточно, если так решил Петр.

Дипломат спешил с донесением. Так спешил, что не жалел посылать каждый день в Париж из Петербурга курьеров. Скандал во дворце. Пытки в спальне самого Петра. Опала любимого денщика. Гнев на Меншикова. А вдруг за этим перемещения, ссылки, новые назначения?

Французский полномочный министр Кампредон графу де Морвилю 14 октября 1724 года: «При царском дворе случилась какая-то неприятность, угрожающая, кажется, немилостью некоторым министрам и любимцам царя. Мне не удалось еще узнать, в чем дело. Достоверно только, что некто, по имени Василий, был три раза пытаем в собственной комнате царя, тотчас же после разговора государя с Ягужинским. Называют Мамонова, майора гвардии, пользовавшегося до сих пор большою милостию, князя Меншикова, Макарова, секретаря Кабинета, и даже Остермана».

Первые сведения подтверждаются, и 21 октября Кампредон уже может сообщить — все дело в любовных отношениях царевны Прасковьи с Мамоновым. «Оказывается, — пишет он, — царевна родила мальчика в Москве. Она не показывается теперь. Василий, любимый паж царя, отделался довольно тяжким наказанием; он снова попал в милость на другой же день; слуга его приговорен к каторге, а что постигнет Мамонова — еще неизвестно».

Незаконнорожденный ребенок у царевны, да еще мальчик, — значит, лишний претендент на престол, — и это при тогдашних взглядах, при неукротимом нраве Петра! Конечно же монастырь, ссылка, батоги и… ничего. Мертвое молчание в придворных кругах, никаких наказаний виновным. Что там! Прасковья венчается с Дмитриевым-Мамоновым, так звучала полная фамилия ее избранника, только брак остается до конца ее дней «необъявленным». Никаких упоминаний о нем не найти в генеалогических сборниках и царственных родословных книгах. Об этом позаботились и Петр, и все последующие монархи. Никаких следов не осталось и от жизни мальчика — один только начатый и недописанный живописцем Андреем Матвеевым портрет, закутанная платком детская головенка с пристальным взглядом испуганных, широко открытых глаз.

Как теперь, спустя столько лет, разгадать, что же произошло с Прасковьей, откуда взялась у нее смелость сойтись с простым относительно царского положения человеком, решимость отстоять свои права, хоть по тому времени никаких подобных прав за царевной и не признавалось. И если разобраться в дворцовых архивах, нетрудно увидеть, что готовилась она к этому шагу давно и обстоятельно, стараясь предусмотреть все и в первую очередь материальные осложнения. Прасковья решает даже вопрос о разделе имущества с сестрами и для этого дает хорошую взятку любимой горничной Екатерины I — «чтоб похлопотала». Не случайно современники бросают между прочим знаменательную фразу, что царевна «не отступила» — не отступила перед обстоятельствами, семьей, самим Петром.

Наверно, все-таки с гданьской свадьбой Екатерина Иоанновна выиграла последнюю приходившуюся на долю сестер возможность. Прасковья Федоровна уже сошла к этому времени на положение второстепенной родственницы. Место царицы принадлежит Екатерине I, и у Екатерины есть свои дочери. Это их судьбой предстоит в первую очередь заниматься Петру. Да и Петр не скрывает недовольства племянницами. К чему свелись все дипломатические усилия, когда Анна овдовела сразу после свадьбы, и только непреклонное решение Петра заставляло ее жить в Курляндии, без власти и средств, которые скупо и редко ей выдавал русский двор. Екатерина и вовсе, прожив несколько лет с герцогом Мекленбургским, самовольно вернулась со своей единственной дочерью (опять дочерью!) в Россию. Ее не остановил и гнев Петра: не ужилась, и все тут. Но две неудавшиеся герцогини — это уже было слишком.