Боярич

В просторном, обитом светлой тканью кабинете главы рода Громовых, полном солнечного света, льющегося в огромные панорамные окна, сегодня сгустились тучи. Перед стариком, сидящим на низком диване в углу комнаты, из стороны в сторону расхаживал похожий лицом, но куда более молодой человек, от которого исходили волны явственного жара.

– Отец, что за бред творится у нас дома? – Остановившись перед стариком, он взъерошил пятерней волосы и выжидающе уставился на собеседника.

– Бред? Не замечал. Просвети, – небрежно проговорил боярин, лениво глянув на сына, и принялся как ни в чем не бывало набивать трубку.

– Отец!

– Что? – так же невозмутимо отреагировал старик и, коротко усмехнувшись, пыхнул трубкой. – Не бери меня на голос, сынок. Это даже твоей матушке не удавалось… не так часто, по крайней мере.

– Да будь жива мама – она бы тебе такое устроила за издевательства над родным внуком… – чуть ли не мечтательно протянул Громов-младший. – А может, и к лучшему, что она не дожила до этого дня и не видит, в какую сволочь превратился ее любимый муж?

– Отлучу, – закаменев лицом, сухо проговорил боярин.

– А давай. Хочешь, прямо сегодня отрекусь в пользу Лешки? – растянув губы в совершенно безумной улыбке, вдруг согласился Федор Георгиевич и, легко вздохнув, уселся в кресло напротив. Окинув взглядом мрачного отца, он как-то расслабился и заговорил совсем уж беззаботным тоном: – А что? Хороший наследничек у тебя будет, такой же садист. Как говорится, два сапога пара. Правда, за влияние на него тебе придется побороться с близняшками. Они Лешеньку прочно оседлали. Ну да ничего, тебе же не впервой родную кровь со свету сживать, справишься как-нибудь. А, батя?

– Ты не в себе, сын, – медленно, цедя каждое слово, проговорил боярин.

– О как… А ты, значит, в себе был, когда дал добро на убийство внука?

– Да не собирался его никто убивать! – не выдержав, вспылил старик. – На него вся система наблюдения в имении пашет двадцать четыре часа в сутки! И полная пятерка охранников в придачу присматривает. Если что, сразу пресекут. Да и Львович реанимацию все время наготове держит.

– Замечательно, просто замечательно… То есть парень живет от реанимации до реанимации, в промежутках работая манекеном для отработки стихийных техник. Ты родного внука «куклой» сделал… – Федор Громов ощерился и, подавшись вперед, фактически прошипел в лицо отцу: – Знаешь, на твоем месте я бы больше всего боялся сдохнуть.

– Что-о? – опешил старик.

– А то. Представь, что будет, когда ты встретишь там жену и сына с невесткой. Как? Сможешь им в глаза взглянуть? – презрительно фыркнув, пояснил сын.

– Вон!!! – взревев раненым бизоном, заорал хозяин кабинета, и обшивка дивана, на котором он сидел, вдруг вспыхнула яркими язычками пламени, а в комнате поднялся ветер, тут же расшвырявший по кабинету лежавшие на столе бумаги и мелкие безделушки с полок…

– Отречение пришлю вечером… – Громов-младший поднялся с кресла и, не дожидаясь, пока в него полетит что-то убойное, скрылся за дверью.

А боярин, бледный, со сжавшимися в тонкую полоску губами, еще несколько минут сверлил захлопнувшиеся створки тяжелым взглядом. Попытался встать с дивана, пошатнулся… Украшенная затейливой резьбой трубка выпала из ослабевшей руки и, звонко ударившись о наборный паркет, покатилась, разбрасывая вокруг искры и пепел. Старик попытался поймать ее, но не успел. Ноги подкосились, и боярин Громов, захрипев, рухнул на пол, хватая воздух перекосившимся ртом.

Записка, найденная мною среди кипы документов, лежавших в папке Гдовицкого, оказалась весьма и весьма странной. Много смутного текста о каких-то обещаниях, данных дядькой моему отцу… и одна короткая просьба о встрече. Не проблема, встретимся, решил я. И ошибся. Дед загремел в медблок, и все пришлось отложить. И вот сегодня, спустя почти неделю, встреча должна состояться. Прямо сейчас…

Кажется, впервые я вошел в медблок имения не как пациент, а как посетитель. Дверь «моего» бокса была распахнута настежь, а у постели бледного, словно смерть, деда сидел Федор Георгиевич, мой дядька. Последнюю неделю он не отлучался из Бесед ни на один день. Да что из имения, он из медблока выходил только вечером, а в семь утра был опять здесь, у кровати отца. Разговаривал с ним, что-то рассказывал. Без толку, конечно. Хотя, если вспомнить мой собственный опыт… м-да. Не буду зарекаться.

– А, Кирилл, здравствуй, – тихим, безэмоциональным тоном проговорил дядька, заметив меня.

– Добрый день. Как он? – кивнул я на деда. Не то чтобы меня это так заботило, но… вежливость.

– Лучше вроде бы… Очнулся вот недавно, – глухо ответил Федор Георгиевич. – Львович говорит, динамика положительная, но… возраст сказывается. Сейчас спит.

– Ясно. – Положив на столик у окна ту самую папку, я повернулся к дядьке.

– Поговорим.

Он указал мне на табурет в углу бокса. Наследнику не откажешь, тем более когда он исполняет обязанности главы рода. Да я за тем и пришел.