Боярич

Самым сложным в моем экспромте оказался вовсе не вопрос незаметного проникновения на территорию поместья, и даже не маскировка убийства столь чутко спавшей в своей спальне супруги наследника рода под обычный инсульт. Нет, куда сложнее оказалось закопаться обратно в тот ящик, что по задумке братца покойной должен был стать моим гробом. А уж выгрести из него весь сброшенный на дно во время выкапывания, песок… потом приварить обратно срезанную крышку бака и — вслепую! — ориентируясь только по эфирным возмущениям, на пределе своих невеликих сил, пользуясь воздушным щитом, как банальной лопатой, погрести свой «гроб» под наваленной рядом с ямой кучей грунта, а потом еще и выровнять поверхность «водяной дорожкой», — вот это было по-настоящему трудно!

Но я справился. Хотя как подумаю, на каком волоске висело все это мероприятие, дурно становится. Ведь с момента моего «самозахоронения» до появления в карьере вереницы громовских вездеходов прошло всего полтора часа! Повезло, что по дороге в Москву мне попался тот водила и не пришлось тратить время на общественный транспорт. За городом он ходит куда реже. В этом случае я прибыл бы на место не раньше полуночи. И вдвойне повезло, что о поисках, проводимых Гдовицким и Громовым-младшим, я услышал в имении от ночной смены охранников, убивавших время дежурства болтовней. Из-за этого я даже отказался от идеи допроса Ирины Михайловны насчет ее «помощников». Пришлось ограничиться беглым просмотром инфы с ее браслета… А потом бежать под разгоном добрых сорок километров. В результате, когда меня изымали из «гроба», я действительно чуть дышал… правда, тут дело было не только в выматывающем беге на пределе сил, но и в самом процессе «закапывания». Клянусь, никогда больше не пойду на такую авантюру. Ведь и вправду чуть не сдох…

Передернувшись от дурных воспоминаний прошедшей сумасшедшей ночи, я не заметил, как задремал на заднем сиденье вездехода, под чутким присмотром вдруг ставшего чрезвычайно внимательным ко мне деда.

А проснулся уже в постели, в знакомой комнате… Имение Беседы, моя бывшая спальня. Хм. А неплохо. И не скажешь, что здесь ремонт делали… если, конечно, не знать, куда смотреть. Вот, например, новенький подоконник и оконная рама. А здесь — чуть отличающиеся по цвету, явно замененные плашки паркета… Стол, шкаф, тумбочка… ну, тут ничего нового. Огонь их пощадил, так что стоят себе, как стояли… Мысли медленно ворочались в голове, сонно, неторопливо. Я зевнул и, бросив взгляд на часы, висящие над дверью в ванную, скривился. Половина третьего! Подскочив с кровати, метнулся в ванную… наскоро приняв душ и почистив зубы, вернулся в комнату и, надев свои шмотки, к счастью, не очень-то пострадавшие этой ночью, распахнув окно, сиганул прямо на клумбу.

— Кирилл?

Я оглянулся и мысленно застонал. Ну почему именно он?!

— Здравствуй, Алексей, — я кивнул стоящему на дорожке двоюродному брату и окинул его настороженным взглядом. Знает. Лицо осунувшееся, бледное. Веки красные… Ну извини, Леша, никто не заставлял твою мамочку живьем закапывать родного племянника. По делам и награда.

— Ты слышал? — проигнорировав мое приветствие, тихо проговорил Алексей.

— Дяде Федору при мне сообщили. Сочувствую… — коротко ответил я.

— Да что ты… — Алексей осекся и, шумно выдохнув, продолжил уже мягче. — Извини. Кому и понимать, как не тебе. — И тут же сменил тему: — Ты сбежать хочешь?

— Да. — А как еще объяснить мои прыжки в окно? Лучше уж правду сказать.

— Давай подброшу до метро, — неожиданно предложил Алексей и, заметив мой недоуменный взгляд, пояснил. — Не хочу здесь оставаться. Все носятся, суетятся… и каждый норовит со своими соболезнованиями в душу влезть. Достали…

— Буду благодарен, — кивнул я.

До машины Алексея мы добрались без приключений, а на КПП нас даже ни о чем не спросили. Только Гдовицкому доложили… и шлагбаум взвился вверх.

— Что ты там с Линкой сотворил? — поинтересовался Алексей спустя четверть часа полной тишины.

— За длинный язык наказал, — пожал я плечами. — Она по гимназии слухи обо мне распускать начала… мягко говоря, нехорошие. Вот и огребла.

— Понятно, — коротко кивнул в ответ Алексей, не сводя взгляда с дороги. — Доигралась все-таки.

— А тебя это не… хм-м… не раздражает? — спросил я.

Честно говоря, сидя рядом с человеком, матери которого совсем недавно организовал то, что раньше именовалось апоплексическим ударом, я чувствовал себя не в своей тарелке. Неуютно… Не могу сказать, что у меня кошки на душе скребли от осознания совершенного убийства… сколько их за моей спиной… привык. Только тогда была служба, война… И мне не приходилось общаться с родственниками моих противников. А сейчас, глядя на вот этого хмурого семнадцатилетнего пацана, сжимающего рулевое колесо и вперившего взгляд в дорогу, я чувствовал себя… совсем не хорошо. И я действительно сочувствовал Алексею. Да, его мать, мягко говоря, не была образцом добродетели, но ведь это не его вина, правильно? С другой стороны, других вариантов она мне не оставила. Так что… Совесть, к ноге.