Читаем Боярин полностью

Помню, когда я впервые увидел этого человека, то подивился неохватной полноте его. Еще большее удивление испытал, когда это странное существо открыло свой маленький рот. Визгливый бабий голосок никак не вязался с безразмерной тушей. Уже после Григорий объяснил. мне, почему такое возможно.

– Видишь ли, Добрын, – сказал он, подливая в золотую чашу сладкого греческого вина, – есть среди знати византийской люди, которые ради возвышения духовного плоть свою подвергают уничижению. Как в Благой Вести написано: если глаз твой искушает тебя, так отринь его от себя, ибо лучше лишиться одного из членов твоих, чем потерять Царствие Божие. Вот они и оскопляют себя, чтобы соблазна не было. Потому и голос у них меняется…

– Это что же выходит? – отхлебнул я вина и крякнул от удовольствия. – Он себе яйца отчекрыжил?

– Да, – кивнул Григорий. – Жертва великая Господу во спасение души.

– И на кой же вашему Богу чужие яйца?

– Не Господу это нужно, а самому человеку, чтоб над суетой мирской воспарить.

– Чудно, – усмехнулся я. – Он, значит, плоть свою утихомиривает, а его вон как разнесло. С такими телесами особо не воспаришь.

– Я тоже считаю, что оскопление – это глупость, но каждый христианин свой путь к Богу ищет, и не мне Василия судить.

– Значит, грек и не мужик уже вовсе? – поставил я чашу обратно и усы утер.

– Не мужчина и не женщина, – подтвердил Григорий. – Ангелы вон тоже бесполы.


Выпрямил спину проэдр и глазками своими поросячьими на княгиню уставился.

– И тебе здравия, – ответила Ольга. – Какую же весть ты от василиса принес?

– О прекрасная и несравненная… – начал петь проэдр.

– Знаю-знаю, – поспешно закивала княгиня. – Дальше-то что?

– Вот, – с поклоном толстяк передал ей свиток. – Это порядок церемонии приема у цесаря-самодержца, первого среди…

– Значит, Константин примет меня?

– Завтра, архонтиса, – проэдр рукавом вытер пот со лба. – И я буду тебе весьма признателен, если ритуал приема пройдет согласно установленному порядку.

Ольга развернула свиток и быстро пробежала его глазами.

– Здесь шестьдесят четыре строки, – продолжал толстяк. – Надеюсь, что запомнить их будет несложно. Я подсказку, если что…

– Погоди, – прервала его Ольга. – То ли в греческом я не настолько сильна, то ли… Григорий, пойди-ка сюда.

Христианин поднялся со своего седалища и заглянул княгине через плечо.

– Вот здесь… – ткнула та пальцем в свиток.

– Здесь написано, – шепнул Григорий, – пасть ниц у Багряного трона.

– Еще чего! – княгиня зло сверкнула глазами на Василия.

– Но… – развел тот руками.

– И никаких «но»! Пусть князьки византийские перед Константином ниц падают. Мне же не пристало одеяние марать.

– Но, архонтиса… – попытался возразить Василий.

– Я княгиня Киевская! – Ольга встала, и проэдр поспешно склонил голову. – Если угодно василису со мной повидаться, что ж… сегодня к обеду мы предоставим свой порядок церемонии встречи. Уверена, что до вечерней зари все будет согласовано. А теперь ступай и передай василису, что я рада буду его видеть.

– Не круто ли ты, матушка, завернула? – сказал Григорий, как только проэдр удалился из палаты.

– Ничего, – сказала Ольга. – Пусть Византия помнит, что не Киев Царь-граду, а Царь-град Киеву дань платил.

– А еще удивляешься, – рассмеялся я, – в кого это Святослав такой вспыльчивый да упрямый.


Назавтра встреча не состоялась.

Семь дней и шесть ночей мы с Григорием и проэдр Василий церемонию обговаривали. Судили да рядили, как все обставить, чтоб и василису, и княгине угодить. Спорили до хрипоты, ругались даже, однажды чуть до драки дело не дошло, но все обошлось. Измучился проэдр, устал между дворцом и монастырем Святого Мамонта[40] бегать. Потом изошел, похудел даже и с жиру спал. Не раз пожалел, наверное, что с нами связался, что работу непосильную на себя взвалил…

Но ничего…

Договорились, наконец.

В чем-то Константин уступил, в чем-то Ольга гордость свою поумерила. Пришел день, когда все было покончено и согласовано. Решили мы встречу более не откладывать, и властители наши на то согласие дали. Ох, и напились мы на радостях! Что Григорий, что Василий чуть теплыми расстались. Я же в уме и на твердых ногах до кельи своей дошел. На лежак завалился, думал, что за все бессонные ночи отосплюсь. Куда там!

Всегда у меня так – чем сильнее устаешь, тем труднее уснуть. Бывало, хочется в грезы уйти, в Навь спасительную провалиться, но не тут-то было. Лежишь, словно сыч в темноту таращишься, а в голове мысли, будто пчелы, роятся. Прошлое возвращается, думы разные душу будоражат…

Вот и тогда.

Ворочался я с боку на бок, а сам все о доме, о Любаве, о житье своем вспоминал…


Перейти на страницу:

Все книги серии Ночь Сварога [Гончаров]

Похожие книги