Боярин

Не напрасно винил себя Анастасий. Разве думал он тогда, весенним жарким днем, накануне Светлого Воскресения, когда случайно заглянул в прохладную харчевню на берегу залива[59]…

Разве мог он предвидеть, что маленькая девочка с волосами, заплетенными в косички и стянутыми на затылке в тугой пучок, с тонкими руками, торчащими из складок просторной одежды, с чуть полноватыми, по-детски капризными губами и… взглядом течной суки, подавшая ему кувшин холодной воды, спустя несколько лет поставит его перед выбором – убить императора или броситься ему в ноги, моля о прощении.

– Как твое имя? – спросил он тогда девчонку.

– Анастасо, – ответила она, с вызовом взглянув ему прямо в глаза.

– Значит, – улыбнулся проэдр, – мы с тобой в один день родились и в честь одного святого названы.

– Может быть. – Будто случайно с острого плечика девчонки сползла расшитая тесьма пеплоса[60], обнажив маленькую упругую грудь с твердой горошиной соска.

Она не стала поправлять тесьму, только хитро сощурилась на проэдра и розовым язычком дерзко облизала пересохшие на ветру губы…

Совсем он тогда голову потерял, накинулся на нее, словно голодный зверь, она же совсем не испугалась его напора.

Наоборот.

Как только они оказались за цветастой занавесью, отделявшей от общего зала харчевни небольшую нишу, заставленную бочками с просоленной рыбой, она стряхнула с себя одежду и бросилась в его объятия. Он был потрясен, когда понял, что в этом не созревшем еще теле таится безудержный вулкан вожделения и неистового сладострастия. Ее неуемное желание наслаждения и совсем не детское умение доставили ему такое удовольствие, которого он не испытывал очень давно.

Прямо на грязном полу, за провонявшими рыбой бочками, он с обреченностью приговоренного к смерти понял, что согласится лишить себя всего – положения, богатства, самой души, лишь бы эта девочка навсегда осталась с ним рядом.

– Ты не забудь папаше денег дать, – сказала она устало, когда все закончилось. – Не то он пожалуется нашему священнику, что ты со мной прелюбодействовал в Страстную седмицу. Тебя предадут анафеме, привяжут к позорному столбу и будут бить палками.

– Бить меня? – Он тихонько рассмеялся, представив себе, что такое возможно.

– Один вот так уже смеялся, – она встала и деловито начала собирать свои растрепанные косички в пучок, – потом, правда, громко кричал, когда палач плеснул ему на раны морской воды.

– И часто ты так зарабатываешь? – спросил он, не в силах отвести взгляда от ее худенького изящного тела.

– Ты второй, – она повернулась к нему спиной, бесстыдно нагнулась, подобрала с пола пеплос и стала теребить его в руках, словно не зная, что же с ним делать дальше.

Анастасий, конечно же, ей не поверил.

– Я заплачу, – сказал он, ухватился за свисающую с ее руки ткань и слегка потянул на себя. – А теперь иди ко мне.

И он увидел, как в глазах девчонки мелькнул радостный огонек.

– Ты тоже хочешь еще? – И она с готовностью опустилась на колени…

Он заплатил.

Он дал больше, чем хозяин харчевни мог ожидать. Анастасий отсыпал ее отцу немало серебра, а взамен забрал девчонку с собой.

Спустя несколько месяцев он почувствовал, что силы оставляют его. Он был даже рад, что сумел избавиться от ненасытной девки, подсунув ее заскучавшему императору.

– Как тебя зовут, ангел? – спросил Парфирогенет[61], едва касаясь кончиками пальцев щеки девочки.

– Как будет угодно моему государю, – ответила Анастасо и прижалась губами к ладони Константина.

Тот на мгновение задумался, а потом рассмеялся.

– Я буду звать тебя Феофано[62], – сказал император и повернулся к проэдру: – Ты помнишь Феофано?

– Ту славную смешную собачку, любимицу вашего отца? – проэдр учтиво склонил голову.

– Да, – кивнул Константин. – Ты забавная и немного похожа на нее, – сказал он девчонке, подхватил под локоток, увлекая за собой в сторону императорской опочивальни. – Пойдем, я расскажу про нее много потешных историй…

Потом, когда до императрицы Елены наконец дошли слухи о юной простолюдинке, вскружившей голову ее супругу, когда казалось, что скандала уже не избежать, проэдр помог Константину выбраться из неловкого положения. Елена искала соперницу среди дворцовых служанок, а Анастасий, отводя подозрения, прежде всего от себя, представил Феофано при дворе как свою племянницу. И та, нисколько не робея, сумела очаровать и расположить к себе недоверчивую Елену. Несколько раз, совершая обход дворцовых покоев, проэдр замечал знакомую худенькую фигурку девчушки, осторожно выбиравшейся из спальни императрицы. Однажды он схватил ее за руку и попытался объяснить, что затеянная ею игра может быть опасной.

– Не ревнуй, дядюшка, – ответила распутная дочь харчевника. – Ты только позови, и я сразу же прибегу к тебе. – Она быстро поцеловала Анастасия и исчезла в темноте дворцовых коридоров. – Я все помню… – услышал ее голос растерянный проэдр.