— Землица отдаёт себя травам да деревам и оскудевает. Ежели дерева срубать, либо траву скосить, на такой земле злак не родит, потому, как в дерево, да в траву жизнь ушла, а мы его в сруб, либо скоту. Таку землю удобрить надоть. Така земля кислая и вредная, как девица не кормлена, а потому, усластить её треба. И, тодыть, землица — мать наша, родит урожай богатый.
— И чем её кормить? — Заинтересованно, подавшись вперёд, спросил Иван.
— Тем, что от скотины остаётся, да от сжигания дерев. Куда золу с пожарищ деют?
— На дорогу…
— Вот… А надо куда?
— На поля?
— Ты знаш, что англы у новгородцев и немцев пепел и золу покупают, лодьями увозят.
— Не.
— Вот тебе и не. И гоуно скотское под пар. Но этого мало. Усластить землицу можно известью.
— О, как!
— Так. Потому известь жечь надо много. И для стен каменных, и для землицы нашей.
Мы помолчали.
— Много трудов, однако… — Задумчиво сказал Князь.
— Хэх! А ты думал, как государством править? Надоть всё знать. Не токма военное дело.
В свое время, армия Руси, разросшись и окрепнув, решила некоторые задачи по созданию независимого государства, но в итоге «съела» экономику. От голода и непомерного «тягла» народ бунтовал и бежал с земель. Бежали они и от преследования за еретичество.
— Самое главное, Великий Князь…
Я так к Ивану обращался редко, и Иван напрягся.
— Народ надо сохранять, и не давать ему уходить с земель… Но силой этого не решить. Хоть кордоны ставь… Всё одно уйдут. Одни к литвинам, други к морю Белому, да Тихому. Народу надо дать молиться любым своим богам. Нельзя за это их гнобить. Тут на земле русской. В одном и том храме. Пока ещё кое-где так и есть. Но приходят из Литвы попы, которые воюют с твоим народом, князь. И гонют его из храмов. Силком в веру склонят. Идолов жгут.
Я вот говорил, чтобы Василь Василич власть над церковью взял. Щас по-другому думаю. Надо тебе власть, и над церковью взять и над Русью. И далее, старшему сыну передавать, либо какому другому родичу наследовать.
И делать это надо прямо сейчас. Пусть батюшка завтра указ напишет. Поговори с ним. Хуже, верь, не будет. Сейчас все храмы сами по себе. Под единую руку их брать надоть. Пока Византийцы, либо ляхи не опомнились.
Оба Великих Князя пришли ко мне рано по утру. Поздоровавшись, мы уселись в моём кабинете. Василий с удовольствием сел за стол.
— Михась, — по-доброму, но снисходительным голосом, обратился он ко мне. — Ну чего ты Ивану голову дуришь церковью? Ну их к б…, - чуть не вырвалось у князя крамольное слово, — к Богу пусть идут. Военных дел по самые… — он не смог найти слово и, поморщась, замолчал.
— Жабры, — сказал я.
— Чо? — Переспросил Князь.
— Жабры. Это, тут, у рыб, — я показал двумя руками на шею, — чем они дышат в воде.
Князь со вздохом махнул рукой.
— Ты и про рыб знаш… Всё знаш… Кто чем дышит, он знат, — подняв к небу обе руки, и подняв слепое лицо в закопчённый потолок, взмолился князь. — Ну, отколь? Скажи ты мне.
— Бог знат… — Пожал я плечами.
— Ты на Бога не кивай, сукин ты сын…
Потом помолчал, и извинительно сказал:
— Звиняй, Михась, про сына… это я… того… загнул не к месту.
— Понимаю, государь. Грех на тебя обиду мать. Не со зла ты… от сердца.
— Не со зла, Михась. Обскажи думы твои. Ванька, мне сказывал, вечор. Вроде складно сказывал, но не понял я.
Я пересказал, сказанное Ивану ранее, и добавил.
— Храмы и монастыри говорили про ханов ордынских слова добрые? — И сам же ответил, — Говорили и продолжают говорить. Ханы сейчас нам — враги? Враги! Вот сейчас надо храмам и монастырям запретить хвальбу ханам баять, и для слежки над ними назначить главу церквей всея Руси — Ивана. И начните сначала их гнобить, а потом можно и похолить. Земли пока не отымайте, но покупать новые — запретите.
Василий Васильевич сидел, задумчиво теребя бороду.
— А Константинополь?
— Константинополь в этом годе рухнет и останется под турками на многие века.
— Как так?! — Вскричал царь. — Второй Рим падёт?!
— Падёт, батюшка. И самое время всю власть церковную в Руси собирать под началом твоим. Литва, Польша — считай уже папская вотчина… У моря орден Тевтонский прусов, родичей наших, давит.
— Да-а-а… Сурьзные дела предстоят… — Он надолго замолчал.
— Молод Иван… Не забороть ему книжников… — Задумчиво сказал он. — А вот ты… Складно сказывать можешь, смел и дерзок не по децки… С кондачка их крепости монастырские и умы книжные не взять… Ты у себя в княжестве своим указом тоже можешь… себя назначить…
— Нельзя, Великий Государь. Надо сразу наследнику престола Царского верховную церковную власть забирать, а то, сильней прежнего раздрай будет. Народ от раздрая, сам знаш, как бежит… Возьми под свою руку Рязань, назовись государем, царём Российским, и забирай тоды сам церковь.
— Не можно… У тебя договор с князем Иваном Фёдоровичем подписан на восемь лет твово княжения.
— Какой договор, этот? — Я достал с полки пергаментный свиток, скреплённый тремя печатями: участниками договора и арбитром — Московским Князем.
— Этот.
— А вот, смотри… Помнишь, я просил сделать приписку о передаче под мою руку казну рязанскую?