Боярин Осетровский

Кто-то, оставшийся неизвестным — его внешность, похоже, просто повелели забыть — остановил ее на рынке и завел в какое-то помещение. Кажется, просто-напросто пригрозив. А вот в том помещении уже находился человек, опять-таки с неизвестной внешностью, который одними словами успокоил ее, объяснил, что здесь ей не причинят никакого вреда, напротив — здесь друзья ее нового хозяина, которые хотят ему помочь. А для этого нужно сделать одно просто действие — вылить лекарство из вот этого пузырька в еду хозяину. И никому об этом не говорить, а то не подействует. Особенно самому хозяину.

Вот так-то вот.

И, что самое интересное — внешность тех, с кем она общалась, поварихе повелели забыть. Поэтому Клава, как не ходила своими вопросами вокруг да около, так и не смогла ее выяснит. Зато вытащила из поварихи, что одного из этих людей, того, что остановил ее на рынке, она видела раньше. Знаете, где? Нет? Никаких догадок? У ворот боярского терема, принадлежащего… Романовым! Та-дам!

И все-таки — что, блин, я такого им сделал? Кстати, и приглашение им на свой пир я тоже прислал. Неужели им до такой степени не хочется ко мне приходить? А отказаться почему-то не хотят. Хотя никто, даже Морозов и Телятевский, не отказывались, пусть и смотрели на меня волками… О! Кстати! Самых важных гостей на пир хозяин приглашает самолично, отчего мне и пришлось ехать к Морозовым и Телятевским лично. Но к Дашову я еще не ездил. А он, между прочим, мой бывший начальник. То есть — глава Разбойного Приказа. И это его дело — ловить всяких убийц. Ну, не лично, конечно, но суть вы уловили. Так что — завтра же, не откладывая в долгой ящик, еду к Дашкову, приглашаю его на пир и заодно пишу заяву на то, что меня пытались убить. Пусть Романовы, вместо того, чтобы на меня нападать, от Разбойного Приказа попробуют отбиться. Они с Дашковым в каких-то контрах были, если мне память не изменяет, так что он не упустит случая им палок в колеса понавставлять. Да еще и меня в возможные должники загнать.

Да, кому-то мое желание «написать заяву ментам» покажется западлом, мол, правильный пацан должен сам разбираться, а не стучать, но мне на АУЕшные понятия параллельно. «Стучать» можно только на своих, а те, кто пытается меня убить — мне однозначно не свои.

Глава 13

Кстати, знаете, откуда пошло выражение «убрать в долгий ящик»? У меня по истории четверка была, но я слышал, на одном из уроков, что, вроде бы, у царя Алексея Михайловича на воротах дворца был прибит ящик, в который складывали жалобы и челобитные. И, мол, был этот ящик длинный, а рассматривали эти челобитные долго, отчего и пошло выражение «положить в долгий ящик». Не знаю, мне еще на уроке эта версия странной казалась — во-первых, говорят все же не «положить», а «отложить в долгий ящик», а во-вторых — это выражение означает, что кто-то откладывает принесенное ЕМУ дело на неопределенный срок, а в истории с ящиком на воротах дворца получалось, что дело откладывает ТОТ, кто принес. В общем, я сейчас примерно в том же временном периоде, и нет здесь ни Алексея Михайловича, ни ящика на воротах. А выражение — есть. И пошло оно от нас, от приказных. Приносят к нам дела разные, одни из них — либо хорошо проплаченные, либо легкие, они стопочками на столе лежат, а другие — либо заковыристые, либо заплатили за них мало. Чтоб такие «глухари» место на столе не занимали — их откладывают в ящик, который в углу палаты стоит. Типа сундука, только без крышки. Занимаются ими только тогда, когда есть свободное время, желание или нужно новичка на чем-то поднатаскать. Сами понимаете — руки до таких дел доходят нескоро, отчего этот ящик у нас в Приказе в шутку и называют «долгим». Вовсе не потому, что он там какой-то особо длинный.

Вообще, в двадцать первом веке много таких случаев, когда простое и банальное для семнадцатого века выражение объясняют каким-то странновывернутым способом. Вот, например — «гол как сокол». Да это от сокольников пошло, которые линялых соколов частенько видят, а вовсе не от какого-то там гладко оструганного бревна, которым ворота таранили! А вот еще…

Так. Викентий, успокойся. Ты с Телятевским уже встречался, у которого дочку увел. И с Морозовым, у которого увел Венец. И свой Источник, на который у него были неизвестные мне планы. И с женой его я… это самое… Ну, в смысле — раздевал ее и лапал там за всякое… В общем — с Морозовым ты почему-то такого мандража не испытывал. А тут — Дашков, который тебя хорошо знает. С чего такой нервяк бьет?

Хм.

Я задумался над собственным состоянием. Похоже… Похоже, все дело в том, что от других мне ничего не надо было — пригласить на пир, откланяться и валить. Мне, собственно, по барабану — приедут они или нет. А Дашкову мне нужно рассказать про покушения и как-то убедить его этим вопросом заняться. И при этом — намекнуть, что моя благодарность будет иметь пределы. Как там говорится? «Моя благодарность будет безграничной в разумных пределах». Вот, главное — убедиться, что наши представления о разумности совпадают.

* * *