Боярин Осетровский

Я еще раз посмотрел на пацана. Интересненько… Испуганный, а уши навострил и явно пытался подслушать, что мне там Клава шепчет. Увидел, что я на него смотрю — и быстренько опять испуганным прикинулся. Не боится он. Притворяется. А это, согласитесь — неестественно для просто мальчишки. И да, я понял, что меня царапнуло изначально — он повторял слова незнакомца, в том числе — те, что про ведьму, а на лице — никакого удивления. Как будто он ведьм каждый день встречает, или как будто знает, о какой ведьме речь идет.

Я встал и, постукивая посохом, подошел к этому мутному поцыку. Наклонился к нему:

— Кем, говоришь, работаешь?

— На прачечных… На Москве… Белье в реке полощу…

Я протянул руку, взял его ладонь и перевернул. Пацан дернулся, как будто хотел выдернуть ее из моих пальцев, но чего уж там — поздно. Руки у него были грязные, да, но совершенно не похожие на руки того, кто постоянно в холодной воде полощется. И вот эта характерная реакция, реакция того, кто понял, что спалился…

Сам я, понятное дело, этого не видел, но знал, что сейчас мои глаза наливаются темнотой Повеления:

— Отвечай правду — кем ты работаешь?

— На прачечных. На Москве. Белье в реке… помогаю полоскать.

— Кукарекни.

— Чт… Кукареку!

Поздно. Я выпрямился:

— На него не действует Повеление.

Тот, кто подпал под Повеление — не удивляется никаким, даже самым глупым и странным приказам. А вот тот, кто ИЗОБРАЖАЕТ, что подпал под Повеление… Значит, этот «помощник прачки» и «испуганный мальчишка» либо сын боярина, либо…

Пацан дернулся, но его тут же прижали к лавке старый охотник Нафаня и один из моих новых стрелков. Я дернул завязки на его вороте и резко оттянул одежду вниз, обнажая тощую грудь — и стараясь не думать о том, что я похож на какого-то насильника.

Ну вот. Что и требовалось доказать.

— На нем нет креста, — громко произнес я, — Это колдун.

Пацан злобно зашипел.

* * *

На Руси семнадцатого века крещение младенца и ношение креста — не вопрос свободного выбора свободной личности. Это в нашем мире можно рассуждать: «Нельзя принуждать ребенка к выбору религии! Вырастет — сам решит, кем ему быть!». Повторю — в нашем мире. Мире, где нет волшебства и нет тварей из-за Грани. Для которых некрещеный ребенок или человек, не носящий креста — все равно, что приглашение: «Свободная хата! Добро пожаловать!». Поэтому крест на младенца вешают сразу, еще на мокрого, никто из родителей в здравом уме не станет рисковать душой и здоровьем собственного ребенка.

Впрочем, в нашем мире есть антиваксеры.

* * *

— Посмотри, Викентий Георгиевич, на нем где-то амулет должен быть, который ему внешность меняет.

Это верно. Если он — колдун не природный, то к тому возрасту, на который он выглядит, этот «Мишка» не успел бы сотворить все то, что нужно для становления колдуном. И природные колдуны — вещь редкая…

— Есть еще Личные Слова… — задумчиво произнес я, рассматривая дергающегося «мальчика».

— Они редко бывают, — хмыкнул Нафаня.

Я тоже хмыкнул. За мной хмыкнул и Мурин. Редко, да… Впрочем, мне кажется, этот конкретный тип таким Словом все же не пользовался. Я протянул руку и сдернул с его тощей и грязной шеи амулет, висевший вместо креста — грубая поковка из темного железа, в виде паука с поджатыми лапами.

Едрит твою!

Я даже отпрыгнул, хорошо еще — мои стрелки оказались ребятами покрепче, а, может, встречались с чем-то подобным.

«Мальчик» затрясся, все сильнее и сильнее, уже даже можно сказать — не трясся, а вибрировал, расплылся в туманное облако и…

Кто-то из девочек, кажется, Настя, охнул — на месте испуганного мальчишки сидел и злобно щерился мужичок лет тридцати, не меньше. Мелкий, тощий, с грязными рыжими волосами, свисавшими сальными патлами, со свалявшимися сосульками рыжих усов.

— Клава, знаешь, кто это? — если это личный колдун Морозовых, то…

— Нет, не знаю.

Жаль. Хорошая была идея. С другой стороны — понятно, что колдунов никто с остальными боярами не знакомит. Нет, он мог, конечно, присутствовать при тех же Морозовых на какой-нибудь должности ключаря или конюха, но, либо это настолько мелкая должность, что Клава его не запомнила, либо те, кто этого колдуна ко мне подослал, знакомство с ним не светили.

— Ну, Мишка-Драник, рассказывай, кто ты такой и кому служишь.

— А не скажу! — прошипел колдун, — И что ты со мной сделаешь?

Да, согласен, проблемка… Повеление на него не действует, а пытать… Я, к примеру, просто не умею. Не настолько это простое дело, пытки, как кажется дилетантам, я, после года в Разбойном Приказе, это точно знаю.

— Жаль, что у нас нет своего палача… — задумчиво произнес я.

— Почему? — спокойно спросила Клава, — У нас есть палач.

* * *

Я смотрел на своего — своего! — штатного палача, и думал о том, кто у меня еще есть, о ком я не знаю. В моем тереме и без того развелось столько народу: слуги, стрелки, часовщик, Ржевский, та девочка, которую он притащил… кстати, где она?… теперь у меня еще и палач есть, оказывается. Надо дать Клаве задание, пусть хотя бы список составит, кто тут обитает вообще.