Боярышня Дуняша 2

— Дунька! — осадил её Еремей, но она по его тону поняла, что дед ради приличия строжил её. Он же тот ещё прохиндей и сейчас просто боится за неё, но одобряет её заход.

— И сколько у тебя брусчатки?

— На двести рублей скопилось, — Дуня взяла с запасом. Если получится выбить заказ, то за месяц-два-три Якимка заготовит недостающее.

— Дороговато.

Дед тут же согласно закивал, показывая, что солидарен с князем. Уж ему ли не знать, какая прорва денег уходит на содержание войск, а поступлений мало, иначе бы князь не хватался за продажу перьев для письма. Князь даже поспорил с церковью насчёт приоритетного права на продажу, поставив перья в ряд с осетровым клеем, поташом, ревенем и соболиными мехами. Но загвоздка была в том, что изготовление перьев можно повторить, и только секретное преимущество в их производстве позволит получать доходы не один год.

Тут у Еремея защемило сердце. Такие деньжищи проплыли мимо его семьи! Оно, может, и к лучшему, поскольку у него не хватило бы сил развернуть дело и торговлю, но ведь жаль! И тут раздался возмущенный вопль внучки:

— Так я предлагаю покрытие для дорог на века! Это ж какая экономия получается?

— Может, и так, — миролюбиво согласился князь, но тут же с долей сожаления, совершенно неискреннего, поделился своими проблемами: — У меня впереди стройка намечается и брусчатка мне сейчас не нужна.

«Вот ведь сквалыга…» — мысленно возмутилась Дуня, но сдаваться не стала. Князь смотрел на неё с любопытством и явно ждал, что она ответит. Ему было забавно и интересно.

— Можешь не брать брусчатку, — обиженно ответила она и увидела, что Иван Васильевич выгнул красивую дугообразную бровь. — А просто наградить за вклад в развитие торговых отношений.

Он хмыкнул, но прежде чем его дьяк отвесил внучке подзатыльник, а он уже собирался, ответил:

— Не привык я деньгами разбрасываться.

«А то не видно!» — невольно поддакнула мысленно Дуня, а вслух с видом всё сделавшей для соглашения и не получившей ни шага навстречу, обиженно протянула:

— Ну, тогда я не знаю, — Дуня в этот раз не только развела руками, но ещё и возмущенно сложила их на груди. Дед тихо зашипел что-то по-гадючьи, но Дуня этого языка не понимала и протестующе вздёрнула подбородок.

Князя же, похоже, забавляло увиденное. Особенно его впечатлил вид побагровевшего дьяка. А люди говорили, что его ничем не проймёшь!

— Еремей хвастал, что ты лепые картинки пишешь? — неожиданно перескочил на другую тему Иван Васильевич. — Правда ли это?

Дуня кивнула, но спохватившись, ответила, как положено:

— Да.

— А боярыне Кошкиной всю нашу Москву на стене изобразила?

— Точно так, — чуточку настороженно подтвердила и этот факт.

— А мой Кремль можешь написать?

— Э, таким какой есть? Это непросто… тут всё вразброс, — задумалась Дуня. — А ты, княже, что же, хочешь на память себе прежний вид Кремля оставить?

— Не понял?

— Ну, ты же говоришь, что Кремль по-новому застраиваться будет, вот я и подумала, что хочешь на бумаге запечатлеть все имеющиеся на сегодняшний день избы во дворе.

— Ишь ты, действительно думаешь ты как-то иначе. Но нет, мне недосуг мается ерундой, которая не представляет для меня ценности. Я хочу, чтобы ты нарисовала мне Кремль таким, каким он может быть. Как Москву на стене Кошкиной изобразила.

— Ах, это? Так я запрост… — Дуня закрыла себе рот руками и приняв задумчивый вид, важно протянула: — Да, по сложности как раз на двести рублей потянет. Это же не один рисунок, а много…

Князь засмеялся и подавшись вперед, повелел:

— Беру у тебя брусчатку на двести рублей и твои росписи в придачу. Если они мне понравятся, а мой архитектор признает их годными, то получишь за них два рубля.

— Да как же так! Это же грабе… — дед всё-таки пнул её, и Дуня вмиг переориентировалась: — Двадцать рублей за мои рисунки! Я всё же боярышня, а не мастеровой, каких тысячи в округе.

— Хорошо, двадцать. И не затягивай!

Доронины поклонились и уже собрались уходить, как князь вспомнил:

— Дуня, ты забегай… поиграть с Ванюшей. Да и Марьюшка о тебе спрашивала.

Дуня просияла и с поклоном ответила:

— Спасибо за приглашение, забегу, поиграю, проведаю.

— Вот и ладно. Теперь иди.

Глава 6

Еремей в третий раз рассказывал ключнице, как князь по-семейному приглашал Дуньку забегать в Кремль:

— Я там чуть душу богу не отдал, а ей хоть бы хны! Стоит, пыхтит, глазищами сверкает и торгуется с Великим князем! — боярин хлопнул ладонью по столу, не в силах выразить только словами всю ту гамму эмоций, что он испытал давеча. — А когда я уходил, то князь и говорит мне: «Для наших детей мы собираем свои земли воедино. То тяжкий труд, но когда я вижу задор на их светлых ликах, стремление к познаниям, бережение к семье и дому, то верю, что не зря кровь и пот проливаю».

На этих словах Еремей с ключницей промокали глаза платочками. Но Дуня не сомневалась, что больше всего душу её деда грело его повышение в статусе. Князь всех дьяков, возглавлявших приказные избы, поставил в один ряд с думными боярами и немного прирезал им земли к имеющимся владениям. Теперь к имению Дорониных примыкало болотце с чахлым леском.