Боярышня Дуняша (СИ)

следовать записям.

— Уверена?

— В чём? Что руководство настоящее? Я опробовала и у меня получилось. А родным думала

рассказать позже, когда вырасту.

— Уверена, что хочешь отдать этот секрет мне? — чуть подумав, спросил, но сомнения по

поводу ценности подарка у него явно оставались.

— Это не такой уж секрет, — вздохнула она. — Мыло варят многие сотни лет, потом

забывают и заново учатся. Сейчас его изготавливают в некоторых европейских городах, но

ничтожно мало. Мастера боятся нанимать помощников, желая сохранить тайну в кругу семьи.

А ты не бойся! Найми людей и разверни дело.

— Я не ремесленник! — вскинулся Бокеев.

— Я тоже не ремесленница, — рассердилась Дуня на него, — но сумею соткать полотно, сшить одежду, выделать кожу и многое другое. Я не крестьянка, но знаю поболе их.

Её глаза горели гневом и раздражением. Все бояре крутятся, стараясь обеспечить себя и

своих людей достатком, а этот прынц из тех, кто кроме меча и ложки в руки ничего не берет!

Вот же пошла мода! И Дуняша разошлась:

— Не купчиха, но разбираюсь в этом деле. Не занимаю должности при князе, но слушаю все

разговоры и учусь разбираться в княжеских делах. Боярин должен знать и уметь то, чем

занимаются его люди и князь. Только так можно успешно управлять землями.

— Слова дьяка Доронина, — хмыкнул Бокеев.

— Да, так говорит мой дед! Так что же? Примешь мой дар?

Мужчина поколебался, а потом видно решил, что от него не убудет взять у ребёнка свиток, который он считает ценным. А может он был сбит с толку бойкостью маленькой Дорониной и

её отповедью.

— Приму.

— Тогда возвращайся в трапезную и спокойно ешь, — ровно произнесла Дуня и видя, как

боярин внутренне успокаивается, по-хозяйски спросила:

— Ты же думал со своими людьми просить здесь ночлег?

— Думал, — без задержки ответил он.

— Вот и хорошо, — она одобрила его намерение. — Я найду способ, как передать тебе

руководство.

Василий Семеныч быстро кивнул, а Дуня подумала о нем, что с виду матерый и грозный, а

как только выбили его из привычной среды, то потерялся. Жаль, что Мария Борисовна просто

держала Бокеева рядом, а не использовала для укрепления своих позиций. Верный и преданный

воин мог собрать для неё дружину и под её руководством решать какие-либо вопросы. Это

придало бы ей вес.

Дуня заметила, что Бокеев ждет её дальнейших слов… наставлений?

— Плохого от меня не жди, — мягко заметила она. — Но могут быть и другие, кто знает тебя

в лицо. Ты этого не бойся. Задержать тебя здесь некому и в любом случае уедешь спокойно.

Своих воев держи при себе, пусть отдохнут и выспятся.

Лицо Бокеева смягчилось, он приложил руку к груди, развернулся и ушёл к своим людям, а

Дуня направилась в келью. Ей надо было всё обдумать, а ещё написать руководство по

мыловарению.

Она думала сохранить для себя это знание, но Василию Семёновичу нужнее. Ему нужна цель

и план действий. Он никому не нужный беглец, а ведь многих спас, избавив княжество от

дурной женщины.

До вечера Дуня просидела, выводя гусиным пером подробнейшее наставление по

мыловарению и организации труда. Замучилась граммы подменять щепотью, а нужную

температуру объяснять множеством слов. Ещё и с названием ингредиентов туго пришлось, но

справилась. Здесь тоже варили мыло, но оно оставалось жидким и предназначалось только для

стирки.

Передача свитка произошла буднично, во время утренней молитвы следующего дня. Дождь

же перестал лить только к полудню,задерживая отъезд Бокеева. Всё это время его люди не

спускали глаз с Дуняши. Как будто она не могла ещё затемно сообщить о них настоятельнице.

Сам же Василий Семеныч читал переданный свиток, бросая удивленные взгляды на неё.

Дуня знала, что поразила его тем, что не слепляла слова в единую вязь, как принято было здесь

делать и надеялась, что написала понятные наставления. Лицо его всё больше прояснялось, а в

глазах появилась спокойная уверенность. Теперь Бокеев снова походил на того человека, каким

запомнила его Дуня, когда встретила в первый раз.

И всё же она вздохнула с облегчением, когда боярин уехал. От него и его людей все

держались подальше, чувствуя угрозу.

Дуня не смогла в этот день работать. Она совершила поступок и теперь переживала за

сделанное.

Надо ли было лезть со своей благодарностью? Если кто-то узнает, что она помогла, то

донесут и пострадает семья. Бокеева ведь могут поймать, да начнут пытать…

И наконец, за что она благодарна? За убийство? Эта мысль шокировала Дуню. Вместо того, чтобы творить добро, она испытала облегчение, услышав, что княгини больше нет и сострадала

убийце.

Дуня даже зажмурилась, жалея, что начала мусолить содеянное. Стоило призадуматься и всё

получалось совсем не так однозначно, как показалось в начале.

Толстушка Аграфена, видя состояние девочки, попыталась вызнать у неё, что случилось, но

та внутренне закрылась от неё, что ещё больше обеспокоило монахиню. Дуню вызвала к себе

игуменья и долго расспрашивала о том, как продвигается работа, как к ней относятся

обитательницы монастыря. Измученная вопросами и тем, что приходится скрывать свои

тревоги, Дуня еле отбилась, не помня себя добралась до кельи и прилегла. Последней мыслью