Княгиня сильнее сжала подбородок Дуни, а она уже изнывала от боли.
— Это ведь ты всё испортила? — наклонившись к лицу Дуняши, прошипела Мария Ярославна.
Девочка попыталась замотать головой.
— Ты! — пресекла попытку оправдаться. — Такая маленькая, а столько неприятностей от тебя. Я прямо сейчас могу свернуть тебе шею, но это будет слишком быстрая и простая смерть.
Не-е-ет! Тебе и всему твоему роду предстоит держать ответ перед мной. Пожалеете, что встали у меня на пути, и другим неповадно будет!
В глазах Дуни всё поплыло, и она даже не заметила, когда её отпустили. Она более-менее пришла в себя, уже бредя к дому. В тени домов было холодно и её пробил озноб. Дома её отругали за то, что потерялась, потом обеспокоенно закружились вокруг неё и положили в постель.
— Сглазил кто-то нашу боярышню! Ей богу, сглазил! — слышала она сквозь полузабытьё.
— Ещё утром была здорова, а сейчас горит и мечется!
Голоса удалялись, а обступившая темнота рассеялась, и Дуня узнала магазин, в котором она когда-то работала. Там было тихо и спокойно, а сама она в ожидании покупателей сидела, как обычно, и рисовала.
За окном дни сменялись один за другим, лето переходило в осень, а там уже зима и весна, а потом вновь лето…
А симпатичная женщина всё так же сидела за прилавком, то с альбомом, то с книгой, то вязала — и внешность её постепенно выцветала.
И это было жутко.
Та, что за прилавком продолжала улыбаться и жить, не видя, что обесцвечивается! Ещё немного и она исчезнет, потому что Дуня не сумела сделать мир лучше.
— Не-е-ет! — испуганно закричала Дуняша, поняв, что её затягивает в прошлую жизнь, где всё пойдёт по накатанной колее…
— Нет! — зарычала она в отчаянии. — Я не сдалась… не смейте решать за меня… Я не отступлю!
Часть 3. Дуняша
ГЛАВА 1
…Ай, люли-люли-люли,
Прилетели журавли,
Прилетели журавли,
Сказку Дуне принесли…
Голос Маши доносился издалека, но даже отголосок придал Дуняше сил, и она забарахталась в небытии изо всех сил, пытаясь убраться как можно дальше от никчемной судьбы-судьбинушки.
— Очнулась?! — воскликнула Машенька и сорвалась с места, чтобы обрадовать родных.
Из-под прикрытых глаз Дуни покатилась слезинка, потом другая, но это были слёзы радости.
Она была счастлива, что избежала участи медленного угасания и полного растворения души в эфире. Ей никто не сообщал, но она поняла, что ей предложили вернуться и всё забыть. Ей даже сделали подарок и утихомирили пошаливающее сердце, чтобы она спокойно дожила отпущенное. А потом для неё ничего не было бы. Ничего!
— Дуняша, доченька! — в светёлку ворвалась Милослава и наклонившись, обняла её. — Мы молились за тебя! Катерина сказала, что ничего не может сделать и надо ждать.
— Сколько? — едва слышно спросила Дуня.
— Три дня ты пробыла в беспамятстве, — всхлипнула Милослава. — Плакала… Катерина сказала звать тебя, вот мы по очереди звали. И Ванечка звал… сказки тебе рассказывал, а Машенька пела.
Слёзы из Дуниных глаз полились как из ручья. Не успела она поблагодарить своих родных, как вбежал братик и разрыдался вместе с ней, а там уж все расклеились.
Дуня хотела спросить, как обстоят дела в Кремле, отпустили ли Наталию Полуэктову, поднялась ли Мария Борисовна и не чинит ли зла Мария Ярославна, но рыдания выпили из неё все силы, и она не заметила, как уснула.
Милослава вытерла лицо от слёз и, обнимая Машу с Ваняткой, повела их на выход. Они отстояли Дуняшку у Морены, тут женщина быстро перекрестилась и попросила прощения за упоминание славянской богини, а теперь можно было порадоваться и послать весточку Еремею Профычу в приказ, что их егоза идёт на поправку.
Уже к вечеру Дуня ожила настолько, что надумала сменить обстановку в общей горнице.
Зима уходит, и пора снимать украшения с игрушечными олешками, совами, зайчиками в белой шубке. Ещё к Пасхе надо было озаботиться этим, но Дуня закрутилась, да и позабыла об украшательстве.
— Дунь, а тебе не жалко? — ныл Ванюша, укладывая смешных зверюшек в большой короб.
— Было красиво, а теперь в горнице пусто!
— Ванька! — влезла Маша, отнимая у него короб. — Ну кто так укладывает? У тебя же полно места остаётся!
— Я не ключница, чтобы всё рядами класть, — огрызнулся мальчишка.
— Тогда зачем взялся? — не отступала Маша.
— Скучно. Во дворе грязь и занятий нет… А тут Дуня… я думал, что она сказку расскажет,
— признался в своём меркантильном интересе брат. — А прибрать игрушки могут девки, —
наставительно добавил он и демонстративно сел во главе стола.
— Надо сначала показать, как укладывать, чтобы ничего не смялось. Дуня сказала, что к следующей зиме мы наново всё достанем и вновь украсим стены и потолок. Так ведь? — Маша обернулась к сестре, и та кивнула.
— И вертушки уберем? — спросил Ваня.
— Угу.
— А шагающую пружинку будем доставать следующей зимой?
— Нет.
— Почему?
— Потому что отец Варломофей сказал, что это бесовская игрушка.
— А почему она бесовская? Мы её выкинем? А можно выкинуть в мой сундук?
— Ванька! Брысь отсюда! Не мешай! — рассердилась Мария, чувствующая себя взрослой, но брат даже не пошевелился. Маша не умела по-настоящему злиться и это все знали.