Боярышня Воеводина (СИ)

— Вот, а я голову ломал, как Горна устранить! Талантливый воин был. Недаром столько крепостей у нас практически с налету взял. Псков тоже хотел, но не вышло. Растянулась шведская армия. Пока все части подходили, псковичи к осаде приготовились. Посады пожгли, за стенами Окольного города и Запсковья укрылись. Стены высокие, толстые. Как только пушки хоть малую брешь пробивают, ее тут же заделывают. Так тот Горн все вокруг стен излазил, все план осады и штурма составлял. Я извелся весь, хотел уже его под ментальный контроль взять, и псковичам подкинуть. За него можно было кучу наших полоняников выкупить, но не придумал, как самому после такого при короле остаться. Убивать рука пока не поднималась. Человек-то он был хороший. Если честно, жаль было. А так и Горн цел, и вредить нам не сможет, и пользу иметь с него можно. Но все по-другому повернулось. Повел Горн короля показывать свой план по взятии Пскова, так сказать, в натуре, прямо под стенами. А на стене стрельцы с фузеями. Я их почуял. И как они залп дали, короля с ног сбил, практически собой закрыл. С тех пор лучшим другом стал! Чин полковника дали, титул графа, и еще Кексгольмское графство с крепостью, Корелой бывшей. Бумаги у меня в багаже, у Микки спросить надо. А Горна прямо в голову ранили, суток не прожил. Меня в спину, в лопатку, легко. Вот тогда случай и произошел, из-за которого я язык заблокировал. Лекарь пулю из меня выковыривал, я, в беспамятстве и обложил его с родственниками от души. Хорошо, что не только на русском, но и на польском. Мат у нас схожий. Отговорился потом, что специально учил, что бы в Англии знатных персон ругать, а они бы не поняли. Поверил.

— А зачем ты короля-то спасал? — спросил второй по старшинству, Андрей.

— Смотри, у Густава-Адольфа сыновей нет, да и сам он пока не женат, брат, которого нам сватали, тоже еще не совершеннолетний. Значит, регент потребуется. Они там в Швеции все переругаются, к власти рваться будут. Не дай Бог, партия Сигизмунда вверх возьмет. Он с нами замиряться не будет. Это ему руки развяжет, и он на нас большой войной, силами двух армий пойдет. А у нас сил пока мало. Так что Густав Шведский нам нужен живой. Ясно?

— Широко мыслишь, молодец! — одобрил Шереметьев.

— А за его спасение я много чего приобрел. И за столом королевским по правую руку сидел, и на всех советах присутствовать мог. Король уехал Горна хоронить, за себя Делагарди известного оставил. Тоже умный мужик, не швед, француз, гугенот, то есть веры лютеранской. Они всей семьей из Франции бежали, когда регентша Мария, итальянка, все заветы мужа своего убитого порушила, Нантский эдикт отменила. В Ревеле осели, и на службу к шведам пошли. Так вот, король нас познакомил. И так я узнал, что у Горна был план запасной, если прямой штурм не удастся.

И Михаил рассказал и о планах штурма башен в углу Пскова, и о своем послании псковичам, с болтами арбалетными, и о взятии Варлаамовской башни, и о двух полках к ней посланных. И о взрыве, псковичами устроенном. И как тогда взбешенный Густав, собрал все, что у него было, разместил порох вопреки правилам, прямо около пушек, что бы город бомбардировать без пощады несколько часов без перерыва, а потом всей силой на приступ пойти, без всяких хитростей.

— Я испугался, что не выдержит город, и решил диверсию шведам устроить, но так, что бы самому, если уцелею, вне подозрений остаться. Наметил батарею, самою большую, и пушечку крайнюю, она как раз на пригорке стояла. На ее лафет метку поставил, нашел место сажений в 20-ти, с хоть каким-то укрытием. И, под предлогом, что хочу работу артиллеристов увидеть к батарее пошел. Да, ночью те письма написал и Микки приказ отдал. Как шведы подожгли запальные трубки, послал заклятие тлена на лафет, он подломился, пушка покатилась с пригорка прямо на склад пороха. Он и взорвись. Я в овражек спрыгнул, надеялся, пересижу. А у шведов рядом склад провиантский был. Там масло прованское, ром, ну и много чего гореть могло. Вот он и вспыхнул, Бочки, с горящим маслом, от пороховых взрывов разлетелись, и весь лагерь у шведов пожгли. Я сам еле от огня защитился. Выложился весь, и сил не хватило из оврага выбраться. Стены скользкие, так там больше суток провалялся. Пока бабы псковские не пошли проверять, чем поживиться можно. Вот меня и вытащили. И да, пока от огня спасался, вспомнил, как чуть себя не выдал, побоялся, что обгорю, в госпитале окажусь, вот и наложил сам на себя молчание на русский язык. А снять никак!

— Сейчас-то разговариваешь!

— Дочка сняла. Сказку захотела послушать и сняла.

— Сильна малая!

На этом разговоры о Михаиле прекратились, Шереметьев пообещал узнать, к кому можно в степи башкирские поехать, и Михаил отпуск получил до выздоровления. Аглая помогла Анне, научила, как хворь мужа если не совсем извести, так ослабить. Велела Михаилу раздется до пояса, и лечь спокойно. Анне велела руками над грудью его водить и докладывать, что чувствует. Анна сосредоточенно сопела и, вдруг сказала:

— Чую, вот здесь, под ключицей, как клубок то ли червяков, то ли змеек, но не шевелятся.