Боярышня Воеводина (СИ)

— Поэтому отец твой и всполошился. Знал, что ты можешь быть избран. Его избрать не могли, инок, но понадеялись, что он тебе помогать будет. Вот так-то. Я то вначале думал, прости, что ты вообще тряпка безвольная, в руках маменьки своей. А родня у нее многочисленная, до власти жадная. Салтыковы одни чего стоят! Тебя бы венчали на царство, а коли управлять тобой не вышло бы, то уморили бы, и вот, уже они родственники царя последнего, тоже избраны могут быть. Твоя матушка тоже их остерегалась, Борису Салтыкову много власти не давала, держала от тебя подальше. А я подозрений не вызывал, просто отрок роду хорошего, а то, что инок Симеон, что при Филарете состоит из роду Муромских, брат мой родной, так это многим не ведано. А он мне писал как Сергий, мирским именем прикрывался, вот и считали, что брат родной пишет. Тебе всего не рассказал, прости. Ты натура открытая, в пылу высказал бы все Борису, и не получилось бы интригу тайно вести.

— Миша, я не обижаюсь, да и прав ты, глупо иногда я себя вел, да и образования почти никакого. О большом мире узнавать начал только из рассказов твоих! Но ты-то всего на два года меня старше, а так знаешь много!

— Последний я у отца. Впереди семеро. Он и Устюжен мне с трудом выскреб, в наследство. Меня с детства к службе государевой готовили, учить годков с трех начали. Отец мечтал в посольский приказ на службу пристроить. Я тебе не говорил, но я и латынь знаю, и греческий, и на трех иных языках говорю — на Франкском, Немецком и Аглицком. Когда Иоанн Грозный к Аглицкой королеве сватался, ему мой учитель письмо писал! Так что, если к какой принцессе свататься станешь, зови, сочиню. С чувством, что бы пленилась и согласилась!

— Не думаю, что получится. Страна в руинах, казаки бунтуют, кто в такое государство царицей ехать захочет. Да и наелся народ иноземцами. Ему царицу русскую подавай, что бы матушкой всему народу стала. Маменька уже про смотрины невест заговаривала. И наши девицы жуть, как пригожи… а скажи, кого на царский отбор допускают? Каких родов?

— Клич бросают по всем землям, отбор ведут вначале по наместничествам, да по городам крупным, и лучших из лучших уже в Москву отправляют. А там уже маменька твоя смотреть будет, женское естество проверять. И уже из ею отобранных, тебе представят. Так что, ежели кто люб, забудь. Вряд ли такое сито пройти сможет!

Миша поскучнел, и перевел тему.

— Слушай, узнай про завтрак, есть хочется! И спроси еще, вставать можно ли, все бока отлежал, да и нужник посетить надо, извини.

— Ты тоже извини, но в нужник я тебя не пущу. Он в сенях холодных, так что давай в поганый горшок, не кривись, и я с тобой, а то налечу еще на мужиков, выдам наше присутствие.

Воспользовались, только княжич собрался посудину под кровать сунуть, как Аглая пришла, с миской глиняной, кувшином и рушником — умываться.

Посуду забрала, за занавеску вынесла, и Гашку кликнула:

— Гаша, вынеси Анютину посудину, холодно ночью было не стала в нужник вставать! Нехорошо, завтракать скоро будем.

— Так, может, и кроватку Анютину прибрать надобно?

— Не балуй мне девку. Кровать сама приберет, как еду сготовит, не барыня! Пусть пока, занавеской прикрытая постоит, подождет. Это не горшок поганый, в этом неудобства нет.

Вернулась, слила отрокам на руки, умылись, завтрак принесла. Муромскому давешние пироги и яичню. Взвар в горшке поставила, горячий. Михаилу — творог, стертый с яйцом и медом, и молоком разведенный. Миша сам вызвался поесть, усадили его прямо на кровати, подушками обложили, на ноги валенки, что бы от пола холодного не замерзли. Хоть и укрыт пол шкурой, а все равно, как дверь открывают, холодом тянет. Изба-то на здоровых мужиков рассчитана, не на болеющих.