Бойня

За два дня до нападения. Москва

– Трусливо пятиться назад! Это называется именно так. Позор! Вот что это такое… – Красс вел свою игру. Когда братва поведала, что «карлик» по прозвищу Пыж замочил гастарбайтера, вожак показательно неистовствовал: – Опять скажут, что оборзевшие от безнаказанности скины режут беззащитных киргизов и таджиков. Они не станут вспоминать, что эти косые «вьетконговцы» по ночам гопничают целыми бандами. Они скажут, что мои люди валят дворников! Точно не спалились?! Это хорошо. Я сам Пыжа накажу! Децимация! Слышали про такое?

Никто не слышал, что такое «децимация», так как практически никто из «фирмы» не разделял с Васей подобного интереса к истории Рима. Все полагались на эрудицию лидера. Крассу пришлось объяснять:

– Легионеров за бегство с поля брани, за дезертирство наказывали так: каждого десятого по жребию казнили, причем свои же, оставшиеся в живых легионеры. Ясно?

– Чо, Пыжа за киргиза валить будем? – не без иронии поинтересовался приближенный качок с татуировкой «Братства» и «коловратами» на заплечьях.

– Я придумал кое-что более продуктивное. – Красс чувствовал оппозиционные настроения в «фирме». Руки хоть и чесались, но марать их кровью никто не собирался. Никто, кроме самых оголтелых, таких, как Пыж. Остальные на самом деле были далеки от планов лидера, поэтому он и держал свои прожекты в голове…

– А что может быть продуктивнее, чем просто выгнать Пыжа с «фирмы»? Мы ж все-таки не скины, а он баламутит тут все. Братва уже про футбол не говорит, только о политике. Или мы теперь скины, Красс, ты скажи… Может, мы не знаем чего? – недовольно пробурчал еще один недоброжелатель кумира «безбашенных карликов» Толя Вездеход, тучный бодибилдер, оказавшийся в компании фанатов от скуки и неразделенной, но романтичной любви к манекенщице.

– Так, все! – пресек Красс разговоры. – Мы уже в политике, если кто-то этого не понял. Если вы тупые, идите и хавайте хлеб и зрелища для несмышленых. Скатертью дорога! Пыж не прав лишь потому, что завалил самого слабого раба. Лучше б он завалил нигера из нашей команды, что сдала прошлый матч. Это бы у меня вызвало уважение. Или влиятельного «чеха»!

– Я на это готов, в отличие от многих здесь присутствующих… – заявил Пыж, но, увидев неодобрительный взгляд вожака, замолчал.

Пыж ожидал решения с понурой головой, не скрывая при этом презрительной ухмылки. Банда стала его семьей, а Красс – единственным его авторитетом и гуру. Он записывал бы в блокнот периодически выдаваемые кумиром афоризмы, если б не самая малость: одно не разглашаемое обстоятельство – если б он умел писать. Да-да, нечему удивляться. Времена ликбеза и беспризорщины в Лету не канули. Пыж родился в полигамной семье, в том смысле, что определить отца в бесконечной череде сожителей его родная мать так и не смогла, неоднократно подчеркивая: «Москва большая, а вероятность – маленькая». При этом она никогда не слышала о теории вероятности. Иначе, по воле злосчастного рока, не переехала бы к очередному «хахалю» в тот самый дом на улице Гурьянова, который взорвали террористы.

К чеченцам Пыж испытывал лютую злобу. Лишь это неприкрытое обстоятельство послужило ему единственным проходным билетом в «фирму». Ведь он не проходил ни по одному из параметров. Ни по комплекции, ни по возрасту, ни по достатку. Красс обеспечил голодранцу шмотки-кэжуал и тренажерный зал из личных средств, имея собственные виды на всегда готового к радикальным действиям закоренелого преступника.

…Трудное детство Пыжа было омрачено не только гибелью матери. Ставший сиротой мальчик попал в детдом, откуда скоро сбежал, пренебрегая коллективным воспитанием и школой и предпочитая жить в подвалах, на вокзалах и подлежащих сносу строениях. Окунуться с головой в криминал оказалось делом техники. В шестнадцать лет он совершил свое первое убийство – это был обычный бомж. К тому времени сердце юноши ожесточилось настолько, что он не чувствовал ни раскаяния, ни сострадания. А убить мог просто так, для забавы.

Основной костяк «фирмы» двадцатилетний Пыж считал «мажорами» и втайне ненавидел, потому что завидовал. Уважал только лидера: за то, что не попрекал происхождением, не тыкал в нос несоответствующими шмотками и немускулистым телом. Красс принял его в «фирму», невзирая на протесты этих качков, которые только твердят о «пивном путче» и войне с «хачами», а реально только орут «Слава России!» да рубятся с такими же понторезами. Причем даже не на «стрелках» и в электричках, а в пивных заведениях, куда путь Пыжу был заказан по финансовым причинам. Они не ведают, что такое – ненависть. Они смотрели на Пыжа с высокомерием, осуждали его немотивированную, на их взгляд, агрессию. Но все же он был в банде, он уже имел вес у «карликов» – подрастающей околофутбольной молодежи, – а значит, он мог выдвинуться. До этого дня никто не смел его унижать…