Хэлстон кивнул, одновременно продолжая машинально поглаживать лежавшую у него на коленях кошку — та по-прежнему негромко урчала и, казалось, погрузилась в безмятежный сон. Вообще-то Хэлстон любил кошек. Более того, это было, пожалуй, единственное животное, которое вызывало в нем искреннюю симпатию. Особенно ему импонировало в них то, что они всегда гуляли сами по себе — так же, как и он. Господь — если он вообще существовал — сделал из них идеальное орудие убийства. Да, они всегда были сами по себе, очень походя в этом на него самого.
— В принципе, я мог бы вам ничего не объяснять, но все же сделаю это, — промолвил Дроган. — Предостеречь — значит вооружить, так, кажется, принято говорить, а мне очень не хотелось бы, чтобы вы отнеслись к этому заданию как к чему-то излишне легкому и незатейливому. Кроме того, у меня есть на то и свои собственные причины — так сказать, для самооправдания. Знаете, даже в том положении, в котором я нахожусь, мне бы не хотелось выглядеть в ваших глазах выжившим из ума старым болваном.
Хэлстон снова кивнул. Про себя он уже решил, что с учетом складывающейся обстановки выполнит порученное задание вне зависимости от того, получит какие-либо дополнительные объяснения или нет. Но, раз старик изъявил желание что-то пояснить, он с удовольствием послушает.
— Для начала я хотел бы спросить вас: вы знаете, кто я такой? Откуда у меня средства на жизнь?
— Фармацевтические предприятия Дрогана, — бесстрастно произнес Хэлстон.
— Да, одна из крупнейших фармацевтических компаний Америки. А краеугольным камнем нашего финансового успеха является вот это. — Он вынул из кармана халата маленький пузырек без этикетки и протянул его Хэлстону.
— Три-дормаль-фенобарбин, состав «Ж», — сказал Дроган. Предназначается исключительно для безнадежно больных людей, поскольку механизм зависимости от этого препарата формируется необычно быстро. Это одновременно болеутоляющее средство, транквилизатор и умеренный галлюциноген. Оказывает поразительно благотворное воздействие на смертельно больных людей, поскольку позволяет им свыкнуться со своим состоянием и легче переносить связанные с ним тяготы.
— Вы тоже принимаете его? — спросил Хэлстон.
Дроган оставил его вопрос без ответа.
— Препарат широко распространен по всему свету. Это самый настоящий синтетик, разработали его в середине пятидесятых годов в одной из наших лабораторий в Нью-Джерси. Эксперименты проводились исключительно на кошках, поскольку их нервная система имеет поистине уникальную структуру.
— И сколько их вы таким образом отправили на тот свет? — вновь поинтересовался Хэлстон.
Дроган как-то поджался и даже напрягся:
— Я считаю подобную постановку вопроса предвзятой и потому неправомерной.
Хэлстон пожал плечами.
— За четырехлетний период между первичной разработкой препарата и его утверждением Федеральной фармацевтической ассоциацией было э… ликвидировано примерно пять тысяч кошек.
Хэлстон тихонько присвистнул. Его пальцы нежно скользили по голове спящей кошки, чуть заползая на черно-белую мордочку. Животное тихо, умиротворенно урчало.
— Насколько я понял, вы считаете, что эта кошка пришла с целью отомстить вам за содеянное?
— Я не испытываю ни малейшего намека на чувство вины, проговорил Дроган, однако его старческий голос стал на тон выше и в нем зазвучали нотки раздражения. — Пять тысяч испытуемых животных погибли ради того, чтобы сотни тысяч человеческих жизней…
— Ладно, не будем об этом, — махнул рукой Хэлстон. Его всегда утомляло, когда люди начинали оправдываться.
— Кошка появилась у нас примерно семь месяцев назад, продолжал Дроган. — Лично я никогда не любил этих тварей. Типичные разносчики инфекции… постоянно бегают где попало… или роются в помойках… что-то подбирают. Это была инициатива моей сестры — она захотела взять ее в дом. С нее-то все и началось. Она первой поплатилась за это.
Он с ненавистью посмотрел на кошку.
— Вы сказали, что кошка убила троих.
Немного дрожащим голосом Дроган начал свой рассказ. Кошка все так же лежала на коленях Хэлстона, сильные, опытные пальцы убийцы нежно прикасались к ее шерстке, и она мягко мурлыкала во сне. Из камина иногда доносился похожий на хлопок звук: это лопалась в пламени сосновая шишка, — и тогда животное напрягалось, словно под слоем покрытых шерстью мышц была спрятана стальная пружина. Снаружи доносилось завывание холодного ветра, который кружил вокруг большого каменного дома, затерявшегося в коннектикутской глубинке. В глотке этого ветра клокотала зима, тогда как голос старика продолжал литься нескончаемым потоком.