Бойся кошек

Затем в книге приводились примеры наиболее замечательных перевоплощений. В частности, она выяснила, что Эпиктет вернулся на землю в облике Ральфа Эмерсона, Цицерон приобрел плоть Глэдстона, Альфред Великий стал королевой Викторией, Вильям Завоеватель — каким-то там лордом. Индийский король Ашока Вардана, скончавшийся еще до нашей эры, явился на землю повторно в облике знаменитого американского юриста Генри Стила Олкотта. Пифагор преобразился в мастера Кут Хоми, основавшего вместе с Еленой Блаватской и полковником Олкоттом (новоявленным королем Индии) Теософское общество. В отношении самой Блаватской не было указано, кем она являлась прежде. В отношении же Теодора Рузвельта прямо говорилось, что после серии перевоплощений он «играл выдающуюся роль, как один из лидеров всемирного человечества… Он является продолжателем монархической династии древней Халдеи, и около тридцати тысяч лет назад был назначен ее наместником, впоследствии преобразившись в Цезаря, ставшего затем правителем Персии… Рузвельт и Цезарь попеременно занимали высшие административные и военные должности, а однажды, правда, много тысяч лет назад, даже вступили между собой в законный брак, став мужем и женой…»

Больше Луиза была уже не в силах продолжать чтение. Она пришла к выводу, что Мильтон-Виллис оперирует лишь собственными догадками, а потому его выводы ее совершенно не удовлетворяли. Она не исключала, что он действительно недалек от истины, однако многие из его заявлений звучали слишком уж рискованно, особенно то, в котором он категорически отвергал возможность перевоплощения человека в животное. У нее даже возникла идея сразить наповал всех членов Теософского общества, приведя им доказательство того, что человек все же может преобразоваться в более низкоорганизованное существо, например, в кошку, и что в предыдущей жизни ему отнюдь не обязательно быть неквалифицированным рабочим, чтобы спустя сто лет вновь вернуться на землю.

Она принялась поверхностно просматривать одну из биографий Листа, когда из сада вернулся муж.

— Чем это ты там зачиталась? — спросил он.

— Да так, проверяю кое-что. Слушай, дорогой, а тебе известно, что Теодор Рузвельт был женой Цезаря?

— Луиза, — как можно спокойнее проговорил он, — может, и в самом деле хватит молоть околесицу? Мне просто больно наблюдать то, что ты ведешь себя, как самая настоящая дурочка. Дай-ка мне свою кошку, я сам отнесу ее в полицию.

Но Луиза его уже не слушала. Раскрыв от изумления рот, она уставилась на портрет Листа, приведенный на одной из страниц его биографии.

— Бог мой! — воскликнула она. — Ты только посмотри, Эдвард!

— Что там такое?

— Смотри! Видишь эти родинки на его лице? Как же я про них забыла? Точнее, это даже не родинки, а самые настоящие бородавки, огромные бородавки, и об этом всем хорошо известно. Его студенты даже чуть подправляли свою внешность, чтобы только походить на своего учителя.

— И что из этого?

— Ничего. Студенты тут ни при чем, я говорю о бородавках.

— О, Бог ты мой, — простонал Эдвард. — Боже праведный!

— У кошки они тоже есть. Я сейчас тебе покажу. Она посадила кошку себе на колени и принялась исследовать ее морду.

— Вот! Вот, посмотри! Вот одна, а вот другая. Постой-ка, я убеждена, что и расположены они на тех же самых местах. Где портрет Листа?

Это был широко известный портрет композитора, сделанный в преклонные годы: прекрасное, благородное и одновременно властное лицо, обрамленное массой длинных седых волос, которые скрывали уши и ниспадали на шею. Но каждая бородавка — а всего их было пять — была скрупулезно помещена на полагавшееся ей место.

— Значит, так, на портрете одна находится прямо над правой бровью. — Женщина принялась разглядывать правое надбровье кошки. — Вот! Вот она! На том же самом месте! И вот еще, левее, у самого кончика носа. Эта тоже есть! Потом еще одна — ниже, на щеке. А вот две на подбородке, совсем рядышком друг с другом. Эдвард, ты сам посмотри, все они здесь, на месте, где им и полагается быть!

— Ну и что это доказывает?

Она подняла взгляд на мужа, который стоял посередине комнаты в своем темно-зеленом свитере, брюках защитного цвета и все такой же потный и немного усталый.

— Ты, наверное боишься, Эдвард, признайся, что это так. Боишься уронить собственное достоинство и предстать перед людьми в образе дурака, вот и все.

— А мне кажется, что у тебя начинается истерика, вот и все.

Между тем Луиза снова углубилась в чтение.

— А вот еще как интересно. Здесь говорится, что Лист обожал все произведения Шопена, кроме одного — скерцо си бемоль минор. Пожалуй, ой даже ненавидел эту вещь, поскольку назвал ее «Скерцо для горничных», и всячески подчеркивал, что она словно специально создана для людей этой профессии.

— Ну и что из этого?

— А вот что. Знаешь, что я сейчас сделаю? Я прямо сейчас сыграю это произведение, и тогда посмотрим, что произойдет. Ты сам все увидишь и во всем убедишься.

— Надеюсь, после этого ты наконец-то снизойдешь до того, чтобы покормить меня ужином, — раздраженно буркнул муж.