Бойся меня

Он выплёвывает эти слова с пренебрежением, но я вижу и чувствую другое. Он боится, боится. 

— Савва, я не твоя мать… Я смогу дать этому ребенку всё, что будет нужно. У нас ещё есть время понять и проникнуться. Ты ведь чувствуешь меня… Что ты сейчас перед собой видишь?

Он резко останавливается, и его красивые губы гневно кривятся. 

— Не нужно. Я говорил, что ты для меня особенный человек. Особенный — он всегда один. Их не бывает двое или несколько. В твоей крови могу быть только я. Ты ведь знаешь меня, Мирра. Никто не влезет между нами.

— Даже собственный ребенок? Мой и твой?

— Он нам не нужен. Половине людей на планете не нужны их дети, но они упрямо размножаются, потому что так им сказали. Я не планирую делить тебя ни с кем.

— Савва, ты это другое. Появление новой жизни не отберёт меня у тебя.

Снисходительная усмешка и ямочки.

— Ты просто не знаешь, о чём говоришь.

— Почувствуй меня и поймёшь, что я говорю искренне, — от напряжения и скачущих эмоций, мой голос звучит умоляюще, ведь возможно, это самый важный наш разговор. — Ты меня видишь? 

— Я вижу, что ты себя обманываешь.

Я раздражённо мотаю головой. Нет, нет. Он закрывается от меня вместо того, чтобы слышать.

— Ты не можешь знать. Твоё детство — это сама огромная несправедливость, какая только могла произойти. Мне жаль. Я ненавижу твоего отца и презираю твою мать, но эти двое просто душевнобольные. Мы с тобой не такие. Ты не такой. Я видела, как ты общаешься у себя на работе. Ты умеешь быть социальным. Однажды ради меня ты смог переступить через себя.

— Всего однажды, и напомню, что спустя неделю я всё равно перевёз твои вещи, — холодно замечает Савва. 

Я проглатываю и это. 

— Значит, тебе многому предстоит научиться. И мне совершенно всё равно, как будет выглядеть наш возможный ребенок и каким IQ он будет обладать. Я верю, что справлюсь. И в тебя тоже верю, несмотря на твой диагноз. Ты ведь такой умный. Самый умный из тех, кого я знаю. Просто дай себе время…

— Не пытайся клеить на меня радужные фильтры, Мирра. Ты забываешь о том, что я тебе говорил. Я всегда делаю только то, чего хочу сам. Ребенку нет места в нашей жизни. 

Холодные иглы, торчащие в коже, продвигаются глубже и впиваются в нервы. От стремительно распространяющейся боли я готова орать. Больно, больно... Как же больно.

— И что теперь?

— Если результат анализа подтвердится, я найду тебе самую лучшую клинику.

— Ты хочешь отправить меня на аборт? 

— А есть другие способы решить эту проблему? 

Ты не мой Савва. Не тот, кого я полюбила. Этого отстранённого парня с мертвенно-голубыми глазами я не знаю и прямо в эту секунду начинаю ненавидеть.

— Это всё ещё моё тело, и только я буду им распоряжаться. Я вижу твой страх, Савва, как бы хорошо ты его ни прятал. Ты боишься меня потерять, но так ты потеряешь меня куда быстрее. 

Уйти. Выйти из этой комнаты, избавиться от его отравляющей близости. Куда угодно. К маме лететь слишком поздно, а в квартире на Садово-Поперечной даже постельного белья нет. Можно снять номер в гостинице.

Я шагаю к двери, но Савва ловит моё запястье.

— Ты никуда не уйдёшь.

— Тогда уйди ты. Я хочу остаться одна. Без тебя. Слышишь ты меня?! — мелкая дрожь, замешанная на отчаянии, поднимается внутри меня словно тайфун и заставляет с силой толкнуть его в грудь. — Слышишь или нет? Хочу. Побыть. Без тебя. Если ты не дашь мне такой возможности, я уйду от тебя прямо сейчас. А если ты применишь ко мне силу — это будет означать конец. Я никогда тебя не прощу. Никогда.

— Я говорил тебе, что и пальцем тебя не трону. 

— Но сейчас ты делаешь даже хуже! Превращаешь меня в безвольную вещь. Так в чём моя особенность? 

Он трёт грудную клетку в том месте, куда пришёлся удар, и улыбается. Почти сочувственно.

— Я не могу тебя потерять.

Ещё никогда мне не приходилось так отчаянно сражаться за каждый вдох. Горло словно кольцом сдавило, а стены комнаты стремительно мутнеют перед глазами.

— Так ты уйдёшь или мне вызвать такси? — хриплю я, отводя взгляд в сторону.

Пауза.

— Я выйду, Мирра. Не надо плакать.

Как только размеренная поступь шагов стихает, я кидаюсь к двери и закрываю её на замок. Больше нет потребности сдерживать слёзы: они льются по щекам, как вода из открытого крана, из лёгких рвутся истеричные всхлипывания. Отчаяние наваливается на меня всей своей тяжестью, придавливая к полу. То, что Савва не хочет ребенка, — с этим я готова свыкнуться. Я и сама не сильно его хочу. Но то, как безапелляционно он рассуждает о том, что необходимо от него избавиться, — этого я не могу принять. Да, я эгоистка. С лёгкостью переживаю то, что Савва ломает других людей, как перегоревшие спички, но не могу смириться с тем, что он играет против меня. Это равноценно предательству.